Из левого глаза предательски покатилась слеза. Я с самого детства плачу одним глазом. Непредумышленно.

– Что-то случилось?

– Нет, просто жарко, – Я всосала эмоции и продолжила играть роль девушки на одну ночь. Хотя хотелось бы девушки на одну жизнь.

– Хотите воды? – Он потянулся за бутылкой минералки.

– Нет, спасибо. Мне бы закурить.

– У меня в машине не курят.

– Не курят так не курят! – Я посмотрела на часы. Не смарт, обычные, со стрелками, что сообщали: Степашка в «Спокойной ночи, малыши!» скоро скомандует отбой.

Знаете, бывает такой сканирующий взгляд, как металлоискатель? Вот именно таким взглядом он окинул мои часы. Мне их мать отдала перед отъездом. После развода и до геополитического раздрая ей часто ухажеры дарили драгметаллы. Она же на запястье носила лишь красную нить, а на груди серебряный крест. Так что атрибуты зажиточных времен оказывались у меня в ушах или на руке.

Мне кажется, мой первый клиент сопоставлял факты и прикидывал, во сколько я ему обойдусь. За час.

Мы снова намертво встали в пробку, в этот раз уже на Страстном бульваре. Я решила, что это повод или хотя бы причина, чтобы выйти покурить, – все равно он далеко не уедет. Однако мой случайный встречный забрался одним колесом на тротуар и припарковался.

– Ну, рассказывай, почему ты села именно в мою машину? Ты же чем-то руководствовалась, совершая этот выбор? – Он резко перешел на «ты».

– Мне показалось, что ты бы заплатил больше всех.

– А как же дорогой внедорожник, что стоял рядом? Мне кажется, правильнее было бы сесть туда.

– Он же покрыт матовой пленкой. Комплексами за версту разит.

Я пощупала, не выпала ли пачка из заднего кармана, и вышла из машины. Все оставшиеся фунты я спустила в дьюти-фри на сигареты. Он последовал за мной.

– Как тебя звать-то?

– Марина! – Пусть будет так.

Вспомнив биографию Марины Цветаевой и хронологию ее похождений, я решила, что этот творческий псевдоним мне вполне подходит. Главное, не начать рефлексировать и страдать на постоянной основе.

Мы присели на горячий от солнцепека бордюр. Солнце слепило напоследок, готовое завалиться за горизонт.

– Меня, кстати, Макс зовут. Угостишь? – потянулся он к пачке.

– Ты же не куришь.

– Поправочка: в машине и дома не курю.

Я протянула ему пачку и зажигалку. Последний предмет он очень тщательно осмотрел, молча делая выводы. Раритетная золотая зажигалка, выпущенная в 1993 году и посвященная Элвису Пресли, мне досталась от отца. В 1998 году ею рассчитались с ним за гастроли в Братиславе, когда кассу театра обнесли. Он хранил ее как заначку на черный день, чтобы в любой момент сдать в ломбард и залечь на дно. Моим же знакомым я говорила, что купила китайскую подделку, дабы зазря не переводить пластик, покупая одноразовые. Только европейцы могут одновременно курить и заботиться об окружающей среде.

– Так куда поедем? Ко мне или ко мне? – Макс – теперь уже можно называть его по имени – изучал меня, как причудливый экспонат на выставке современного искусства. Пытался понять, что я являю собой, где подвох и что хотел сказать автор.

– Давай лучше к тебе. – Я отвела глаза.

– Не боишься? – Он прислонился ко мне плечом и чуть ткнул локтем.

– А должна? – отыгрывала я невозмутимость, понизив голос до контроктавы.

Он лишь усмехнулся. В конце концов, всем бы умирать от рук (и не только рук) таких харизматичных маньяков. Просто нуар какой-то.

– Мы поедем за город в мой дом.

– Ты меня изнасилуешь и закопаешь? Лопата же наверняка есть, – схохмила я.

– Первое вряд ли, второе – только по желанию. Ну или наоборот. Решай сама.