– Когда умер мой отец, Исари, он…

Аче, опустив глаза, тихо ответил:

– К сожалению, цесаревич, я знаю ответ на ваш вопрос. Да. Землетрясение было вызвано всплеском магии вашего брата.

– Он убил моего отца, – тихо сказал Амиран. – Зачем?

– На этот вопрос ответ знаю я, – ответил Константин. – Об этом тогда много говорили. Старый царь хотел назначить наследником вас. Из добрых побуждений: не хотел взваливать на больного человека этот груз.

Амиран вскочил, стукнул кулаком по столешнице с такой силой, что подскочили глиняные миски.

– Вздор! Вздор! Вы – гелиатский шпион, Константин! Змея! Вы хотите рассорить меня с братом, и ничего более!

Константин мгновенно преодолел расстояние между ними, опустил неожиданно тяжелую руку ему на плечо.

– Прекратите истерику, юноша.

Амиран дернулся, но руку скинуть не смог.

– Я ненамного моложе вас.

Цесаревич оглянулся вокруг, устало сказал:

– Меня окружают предатели и шпионы.

– Я знаю о том, что ваш отец хотел изменить порядок престолонаследия, от своего отца, – сказал Константин мягко и тихо. – Но документы не были подписаны, если вообще существовали.

– Мой учитель шантажирует его величество, – подал голос Аче, про которого, казалось, уже забыли. Оба принца – и гелиатский, и багрийский, повернули к нему головы.

– Чувством вины… и вообще…

– И что ему надо? – недовольно нахмурившись, спросил Амиран.

– Разумеется, вернуть свою возлюбленную. Вернуть Багру, – Аче несмело улыбнулся и робко добавил: – Вы дадите мне дорассказать то, что я знаю?

Иветре откинул полог шатра, вышел в тёплые, южные сумерки. В Гелиате, хоть и славящемся мягким климатом, всё же не бывает так тепло, как здесь, на границе Казги и какого-то мелкого княжества, название которого он не удосужился запомнить. Но в Гелиате не бывает и такой сухой, раскалённой жары, какая наступает здесь к середине лета.

Появившимся совсем недавно неосознанным жестом Иветре потёр массивные золотые браслеты на запястьях. Подумал: стоит ли то, что он обретёт, потери магии?

Потом решил, что стоит. Кем бы он был? Одним из тысяч магов, задирающих нос, но не смыслящих ни в силе, ни в магии абсолютно ничего. А теперь он в шаге от уникальной, забытой, преданной анафеме силы, дававшей много, но и требующей не меньше.

Но слава Всадникам, жертва требовалась не от него, а сила будет принадлежать ему… Вспомнив о Небесных Всадниках, Иветре усмехнулся. Знали бы жрецы, какую ересь, и подчас опасную ересь, они несут!

Его рассуждения были прерваны гортанными кшелитскими вскриками. Четверо всадников на верблюдах появились словно ниоткуда, будто темнокожие духи пустыни, не злые и не добрые.

У одного из них через седло была перекинута фигура, завёрнутая в чёрный мешок с дыркой напротив лица. Её сгрузили прямо под ноги Иветре, и тот кинул под копыта верблюдам мешок с золотом – свои последние сбережения. Теперь у него нет денег даже на то, чтобы купить воды у водовоза. Но оно того стоит.

Предводитель наемной банды откинул с лица тряпку, защищавшую его от песка и солнца:

– Тварь. Добывая тебе эту рабыню, я потерял шестнадцать воинов. Разве эта горстка монет поможет их вдовам?

– У меня больше ничего нет, и на большее мы не договаривались. Берите то, что есть, и проваливайте.

Кшелит криво улыбнулся, блеснул в свете взошедшей луны золотой зуб.

– А иначе что? – он кивнул на золотые браслеты. – Чем ты меня напугаешь, магик? Силы-то ты лишён.

Иветре опустился на колени, снял покрывало с привезённой ему рабыни, ласково коснулся пальцами её тёмных нахмуренных густых бровей. Она охнула, очнувшись, улыбнулась Иветре: