От Камайна прислали, в числе прочих вельмож, и самого младшего из двадцати двух сыновей халифа. Он был довольно юн.

И хотя принц держался строго и мнил себя великим воином, мягкий, свойственный детям овал лица выдавал его возраст. Было очевидно, что мальчик ничего не решал. Звали его Салахад ар Джахир. Вместе с ним прибыла сестра. Такая же юная, сверкающая испуганными очами из-под вуали.

Лейлу, так звали девушку, препоручили заботам Этери, и они отлично поладили, болтая через переводчика и отдавая должное искусству дворцовых кулинаров. Лейла чудесно рисовала хной узоры на руках, и Этери отправилась на ужин, красуясь экзотическими цветами на ладонях.

У Исари был младший брат, единокровный, совсем еще мальчишка. Царь представил его гостям как своего наследника. Кто-то из камайнского посольства с благодушным смешком спросил, когда сам Исари собирается жениться. Тот, как всегда, отшутился, но Этери чувствовала, что это его задело.

Исари не собирался жениться и уже натаскивал брата, собираясь передать ему корону лет через восемь.

Этери метнула взгляд на Исари. На его бледный лоб, на голубую жилку на виске. Попыталась представить, что она почувствует, узнав о его смерти. Кроме очевидной тоски по другу детства, кроме спокойной и мягкой любви женщины к мужчине, привычной и тайной, где-то в глубине души таилось предчувствие грядущей пустоты и неизбывного горя, нечеловечески сильного, вечного.

Это её пугало.

Исари в тот вечер был возбуждён и избыточно весел. Он, как мог, изображал здорового человека, даже пил вино, хотя и более чем умеренно. Напрасно Этери сперва намекала, а потом уже и открытым текстом призывала отправиться отдыхать – Исари игнорировал эти обращения.

Он даже не мог усидеть на своём месте, то и дело спускаясь в зал и даже танцуя, чего давно не делал. Этери взирала на это показное оживление со всё нарастающей тревогой, отмечая всё сильнее проступающую бледность, лёгкую синеву над верхней губой, испарину на висках. Под конец вечера царя уже ощутимо покачивало.

Наконец, Этери вспомнила, что Исари зачем-то хотел показать гелиатским и камайнским принцам портретную галерею, и, использовав все женские уловки, уговорила и гостей, и Исари отправиться туда.

Слуги зажгли факелы, Этери накинула на плечи шаль. Они шли ярко освещёнными галереями, ступая по мягким коврам, вытканным лучшими мастерами Багры. Ковры были постелены специально для гостей. Рачительная Этери, взявшая на себя некоторые обязанности по управлению и подготовкой к приёму гостей огромной махины дворца, жалела пёстрые ковры. Особенно один, вытканный узором из золотых длиннохвостых птиц, похожих на павлинов. Он был постелен как раз в картинной галерее, длинный и узкий. Этери старалась не наступать на роскошные птичьи хвосты.

– Это мои предки, – сказал Исари, поднимая повыше факел. С картин на них глядели багрийские цари. Они были похожи: высокие, светловолосые и светлокожие, с тонкими губами и высокими скулами.

В одних из них выделялась камайнская кровь, в других – гелиатская. Приземистость и основательность камайнцев сменялась гелиатской утонченностью.

– Кастрин Кривой, мой прапрадед, воевал с Камайнским халифатом против Гелиатской империи, его ранили в голову в битве при Кренах. Он потерял глаз, но остался жив. Это мой прадед Киван II Смелый, воевал в союзе с Гелиатом против Камайнского халифата. Мой дед Тариэл Красивый, воевал то на одной стороне, то на другой. Мой отец – Исари ll поддерживал Гелиат. Думаю, из-за родственных чувств – моя мать была родом оттуда. Это прочие мои родственники: дяди, двоюродные братья… все они воевали против кого-нибудь из вас и за кого-нибудь из вас…