– И всё же это жестоко…

– Быть может, – кивнула Этери. – Однако в каждой стране есть традиции, которые лучше соблюдать. Напомните, я расскажу вам одну легенду.

Они принялись спускаться. Этери и Исари шли последними, и княгиня с тревогой смотрела на своего господина. Он был бледен, на висках выступила испарина. На полпути царь остановился и, прислонившись к стене, собрался наложить на себя ещё одно заклинание.

Этери поймала его руку и вложила в неё пастилу, пахнущую кошачьим корнем. Оглянулась, рассеянно замечая несколько трещин в штукатурке и отцепляя подол платья от перил, украшенных коваными листьями винограда.

– Полегче с магией, твоё величество, – нарочито равнодушно сказала она. – Как бы не заработать иммунитет на это заклятие. Придётся искать что-то новое, посильнее.

Исари кивнул, прикрыл глаза.

– А если бы ты слушал меня, – продолжала Этери, чувствуя себя сварливой женой, – мы бы давно решили эту проблему.

– С помощью высших магов? Быть им обязанным?

– Сейчас не время и не место, мой господин.

– Мне не следует сейчас показывать своей слабости. Кто будет прислушиваться к человеку, который едва ли проживет ближайшие десять лет?

– Конечно, если ты упадешь замертво у них на глазах, они ничего не заметят, – ядовито ответила Этери, маскируя ужас, который испытывала каждый раз, когда Исари говорил о своей смерти…

Если делегация Гелиата продемонстрировала всю мощь магии и новейших технологий, то посольство Камайнского халифата прибыло подчеркнуто консервативным образом – верхом на самых обычных лошадях. Ни чешуи, ни рогов, ни клыков, которыми гелиатцы так любили украшать химерные породы. Камайнцы считали магию насилием над природой, а технологии – костылём слабых телом и духом людей, а потому по возможности старались обходиться и без первого, и без второго. Исключение делали лишь для войны, на которой, как известно, все средства хороши.

Камайнцы и гелиатцы смотрели друг на друга с едва сдерживаемой ненавистью. Их народы воевали уже больше тысячи лет – дольше, чем существовало маленькое, по сравнению с соседями-великанами, царство, получившее название по имени возлюбленной женщины основателя – Багра.

Краткие периоды перемирия сменялись долгими войнами, а Багра, зажатая между воинственными соседями, как между двумя жерновами, мучительно выживала. Багрийские цари метались от одного покровителя к другому, предавая, если это было удобно, то одну, то другую сторону. Это была хитрость слабого, единственно возможный выход, пока молодой царь Исари не решил что-то изменить.

Беда была в том, что сам Исари, с рождения одолеваемый тяжёлым недугом, боялся не успеть, а потому спешил. Этери считала, что спешил непозволительно, но поддерживала его безоговорочно. «Служим верно» – таков девиз её семьи, и каждый из князей Гатенских следовал ему буквально. Для каждого из них существовал только его государь, с которым наследник князя, первый и часто единственный, был близок по возрасту.

Когда двадцать семь лет назад у Лахи, отца Этери, вместо долгожданного мальчика-первенца родилась дочь, все сочли это знаком близкой кончины царевича, которому на тот момент едва исполнился год. Он появился на свет слабым и действительно не раз был при смерти, но продолжал упорно цепляться за жизнь.

«Тень царя» не обязана любить того, кому служит. Любить можно лишь по велению сердца, но никак не разума.

Любил ли отец Этери своего царя, а дед – своего? Вся вереница предков, похороненных в семейном склепе далёкого Зейского замка, могла любить своих правителей или ненавидеть, но всегда тяготела к ним и неизменно оставалась верна. Ещё ни один из князей Гатенского рода не предал своего государя, каким бы тот ни был.