– А, Иветре! Ты вернулся?

Учитель поклонился.

– Кто это с тобой?

– Аче, сын охотника Грдзели, ваше высочество, – пробормотал Аче.

Иветре улыбнулся, мягко и смиренно.

– И он будет благодарен, если вы, ваше высочество, осените его своим покровительством.

Цесаревич посмотрел на Аче сверху вниз, протянул руку. Улыбка осветила его юное, безбородое лицо, придавая ему ещё больше обаяния. Он был почти на два года младше Аче, но выше ростом и шире в плечах.

– Разве вам не покровительствует мой брат?

– Однако и от вашего доброго расположения многое зависит, – ответил учитель.

Цесаревич тряхнул волосами.

– Мое расположение мало что значит, Иветре.

– Вам только так кажется, ваше высочество.

– Ну-ну, я ведь не дурак… Впрочем, быть по сему. Аче, ты знаком с военными играми?

– Я умею обращаться с кинжалом и малым щитом.

– Этого мало, – махнул рукой цесаревич и вновь взлетел в седло. – Как обустроишься во дворце, можешь приходить на мои тренировки, я тебя поднатаскаю. Я занимаюсь каждое утро в… Впрочем, мне сейчас недосуг объяснять, Иветре знает…

Юные витязи умчались так быстро, будто и не люди были вовсе, а духи из свиты Небесных Всадников. Люди расступались перед ними, махали руками. Кричали, приветствуя цесаревича:

– А-ми-ран! Амиран!

– Мальчишка грезит войной и славой полководца. Одна беда: пока жив его брат, Багра в войну не ввяжется.

– Мне кажется, он хороший человек, – ответил Аче, глядя вслед уже исчезнувшим из виду всадникам.

– Неплохой, – ответил Иветре. – И народ его любит. Народу нравятся такие государи: открытые, обаятельные. Им прощают многое: и проигранные войны, и высокие налоги.

– Разве нашего царя не любят, учитель?

– Эта любовь во многом искусственная. Рассудочная. Царь Исари умеет показывать, как сильно его следует любить и бояться. Хорошее качество на самом деле. Постарайся войти к цесаревичу в доверие. Меня мальчишка к себе не подпускает. А мне понадобится человек при дворе, когда нынешний царь умрет.

– Умрет? – удивился Аче.

– Это, кажется, знает каждый. Впрочем, такие хлипкие существа, как он, долго способны дышать на ладан и всё не умирать.

– Вы говорите о царе без всякого уважения, учитель, – пораженно прошептал Аче. Такие крамольные мысли были ему внове.

– Я видел, как из ничего рождалось царство Багрийское, и, быть может, увижу, как оно превратится в ничто. Мне почти четыреста лет – ты ведь знаешь, что маги, даже лишенные силы, живут очень долго. За что мне уважать царей, по сути слабых и никчемных, не будь у них поддержки свыше?

– Вы о Небесной Всаднице Багре, учитель?

– Разумеется. Вот тебе клочок правды, слишком безумной, чтобы в неё верили: без силы Багры, всё ещё служащей этому роду князей-выскочек, наше с тобой царство давно распалось бы. Впрочем, для разговора сейчас не время и не место. Пойдём.

Они двинулись к дворцу.

– Я покажу тебе свою первую работу, Аче – храм над её могилой.

Лёгкая паутинка коснулась лица Аче, едва они подошли к стенам дворца. Аче несколько раз провел рукой по лицу, пытаясь избавиться от ощущения липкости.

– Это магическая охрана, – бросил учитель. Ничем не примечательная калитка в высокой стене охранялась двумя стражниками, пившими чай из пузатого медного чайника, стоявшего на столике, прислонённом к стене сторожки.

При виде Иветре стражники поднялись и поклонились:

– Господин Иветре! Рады вас видеть!

Учитель кивнул, передал поводья подбежавшим откуда ни возьмись конюшим, обернулся к Аче.

– Идём.

К главному храму дворца они прошли через сад, по знаменитым цветным дорожкам. Покровительница страны по решению международного совета жрецов не считалась Небесной Всадницей, что не мешало багрийцам молиться ей и возводить храмы и домашние молельни. Ради соблюдения приличий её рисовали без крыльев, хотя и помещали за спиной безликую крылатую фигуру, намекая на настоящее положение дел.