– Николь! – он говорит с акцентом, иногда они переходят на французский. – Второй день не могу дозвониться.
Она садится... Чувствую запах её духов. Голова кружится от неописуемой эйфории!
– Да, пришлось сменить номер. Мне стали присылать какие-то гадкие вещи...
– Нужно обязательно написать заявление в полицию.
– Запишешь новый?
Номер!!
Не раздумывая ни секунды, хватаюсь за свой телефон. Она диктует, а я набираю подрагивающими пальцами.
Зачем?.. Чтобы не удержаться и сказать ей хоть что-нибудь единственным доступным способом? И чтобы она опять сменила номер, восприняв это как преследование?
Но это же оно... Я преследую её. И даже иногда помышляю сделать что-нибудь неадекватное. Но не стану же?
– Я решила временно закрыть профиль в инсте. Мне кажется, фотографии могли спровоцировать того человека. Та фотосессия в купальнике...
– Для нашего небольшого города - это было смело. Это не Париж, детка.
Я помню ту фотосессию. Она права. Её фотки провоцируют. Но как я буду без них – не представляю. Копирую себе те, которых у меня ещё нет.
– Париж... Исключая центр, Париж мало чем отличается от нашего города. Про гетто вообще молчу.
Болтают с Федерико. Она смеётся... Я растворяюсь в бархате её голоса, вдыхая аромат духов. Если мы одновременно поднимем вверх руки, то коснёмся пальцами. Она почти что со мной...
А потом Федерико прощается и уходит. Я молча прошу её остаться ещё ненадолго... Словно услышав, заказывает ещё кофе. А я – нет. Потому что это привлечёт её внимание. А мне этого не нужно.
Дотягиваюсь до телефона. Ищу её по номеру в мессенджерах. Есть...
Привет, прекрасная девочка...
Слышу, как её ноготки стучат по экрану. Переписывается с кем-то. Телефон звонит...
– Да, Макс. Да... я хотела поговорить. Это не телефонный разговор. Я в «Кофе-терра». Приедешь? Мм... Ясно, – холодеет её голос. – Я бы хотела лично. Но нет – так нет. Я кое-что оставлю для тебя у баристы. Будет время – заедь, забери... – срывается на стальную нотку её мягкий голос.
Скидывает вызов. Нервно стучит коготками по столу.
Бросаю взгляд в стекло. На улице уже стемнело, и я вижу её отражение в нём. Она тоже может увидеть моё. Но не смотрит...
Снимает с безымянного колечко. Прячет его в конверт. Встаёт, тихо говорит с баристой. Отдаёт ему конверт.
И, блять, я люблю её в это мгновение. Не как женщину даже! А как человека, что ослабил ошейник, который мешает дышать.
Выходит. И я тоже. Через несколько секунд. Иду сразу в сторону парка.
Градские живут в центре города. В коттедже возле парка. На другой его стороне. И Ника всегда идёт отсюда домой через этот огромный парк. Где случилась та злополучная собака, что напугала её и отняла мой голос.
Иду следом за ней по освещённому фонарями парку. В какой-то момент она, видимо, начинает чувствовать мой взгляд в спину. И пару раз мельком оборачивается. Сворачиваю на боковую тропинку. Делаю петлю и нагоняю её уже ближе к выходу из парка.
– Девушка... – игриво пытается подхватить её под локоть какой-то пьяный чувак.
В это мгновение я теряю адекватность, превращаясь в оголённый нерв, разъярённого цербера.
Она уворачивается и ускоряет шаг.
– Эй! Стой, сказал! – развязно и пьяно.
Идёт следом за ней.
– Сука... Стой... Резвая какая... Бляди... – невнятно бормочет он.
Выхожу ему наперерез и толкаю плечом в плечо.
– Чо надо?.. – агрессивно.
Хватаю за грудки, размахиваюсь головой, с хрустом ломаю ему лбом нос и укладываю к своим ногам.
Вот так, блять. Нехуй трогать эту девочку.
Ника издали поворачивается. Между нами метров пятьдесят... Натягиваю капюшон глубже.