– Да, – ответила Мэри и потом, словно устыдившись сходства с тем, что она когда-то сказала перед алтарём, добавила: – Я очень его люблю.

Подошла официантка с заказанными блюдами. Мэри посмотрела на свою рыбу: весьма вероятно – последнее, что она съест в компании мужчины, бывшего её мужем. И внезапно ей захотелось сделать для Кольма что-нибудь хорошее. Она намеревалась твёрдо держаться своего решения получить развод, но он был прав – развод в самом деле означает отлучение от Церкви.

– Я согласна на аннуляцию, – сказала Мэри, – если ты этого хочешь.

– Хочу, – ответил Кольм. – Спасибо. – Секунду помедлив, он отрезал кусочек от своего стейка. – Я думаю, ни к чему тянуть. Можем начать прямо сегодня.

– Спасибо, – сказала Мэри.

– Но у меня есть одна просьба.

Сердце Мэри тревожно забилось.

– Какая?

– Скажи ему – Понтеру, – что наш брак развалился не из-за меня. Это не моя вина. Скажи ему, что я… что я неплохой, в сущности, человек.

Мэри потянулась над столом и сделала то, чего ранее не сделал Кольм, – коснулась его руки.

– Обязательно, – заверила она его.

Позвольте начать с замечания о том, что речь не идёт о противостоянии – мы или они. Не о том, кто лучше – Homo sapiens или Homo neanderthalensis. Не о том, кто смышлёнее – глексены или барасты. Скорее речь идёт о том, чтобы найти наши собственные сильные стороны, лучшие черты нашей собственной природы, и о том, чтобы делать вещи, которыми мы могли бы гордиться…

Сразу после ланча с Кольмом Мэри поехала домой за Понтером, который с видимым удовольствием смотрел на канале «Космос: Станция воображения» повтор классического «Звёздного пути». Понтер, разумеется, видел этот эпизод впервые, но Мэри его тут же узнала – напыщенный и наигранный «Пусть это будет полем последней битвы», в котором приглашённые звёзды Фрэнк Горшин[12] и Лу Антонио[13] разрывали пейзаж лицами, выкрашенными наполовину в белый, наполовину в чёрный цвет.

Они сели в машину Мэри и выехали в Садбери, куда планировали попасть часов через пять – как раз к ужину у Рубена Монтего.

Летя по четырёхсотому шоссе, Мэри вдруг нажала клаксон, а потом замахала рукой – их только что обогнал Луизин чёрный «Форд Эксплорер» с номером D2O – химическая формула тяжёлой воды. Луиза махнула в ответ и умчалась вперёд.

– По-моему, она превышает максимально разрешённую скорость, – сказал Понтер.

Мэри кивнула:

– Уверена, что ей не составит труда отговориться от штрафа.

Час проходил за часом; километры оставались позади. Шанайю Твейн и Мартину Макбрайд сменила сначала Фэйт Хилл, а потом Сьюзан Аглукарк.

– Я, наверное, не лучший источник сведений о католицизме, – сказала Мэри в ответ на комментарий Понтера. – Думаю, нужно познакомить тебя с отцом Калдикоттом.

– Что делает его лучшим источником, чем ты? – спросил Понтер, отрывая взгляд от дороги – езда по скоростным шоссе всё ещё была для него в новинку – и поворачиваясь к Мэри.

– Ну он рукоположен. – Специальным жестом – небольшим поднятием левой руки – Мэри теперь могла предотвращать гудок, издаваемый компаньоном Понтера, когда она и сама знала, что слово, только что произнесённое, ему не знакомо. – Посвящён в сан – собственно, это и делает его священником. Ну то есть частью духовенства.

– Прости, – сказал Понтер. – Я всё равно ничего не понимаю.

– В религии существует два класса людей, – сказала Мэри, – клирики и миряне.

Понтер улыбнулся:

– Так совпало, что я не способен произнести ни того, ни другого слова.

Мэри улыбнулась в ответ; ей нравилось его ироничное чувство юмора.