Но судя по упрямому выражению лица, спрашивать меня никто не планирует. Надо срочно искать пути к отступлению. Пробить почву, что я могу сделать на случай, если придется более жестко отказывать ему.

Ох, ну как же меня угораздило-то? Господи. Смогу ли выбраться из западни? 

Сажусь в машину молча, не смотрю на него. Всю дорогу пялюсь в окно, игнорируя любые попытки завести разговор. В итоге он тоже молчит. Вот и отлично. Не дождется от меня доброй воли. Захочет что-то получить — пусть заставляет. Сама ни за что не соглашусь! 

— Зря ты так. Все равно придется делать, как хочу я. Свыкнись с этой мыслью. Через три дня увидимся, — заявляет он, когда паркуемся у моего подъезда. Сволочь! Выхожу, не прощаясь, еще и громко хлопаю дверью, ловя в зеркале бешеный взгляд Бори. С дуру показываю ему язык, сама себя тут же ругаю. Детский сад. Перед тем как отъехать, заднее стекло опускается, и карие глаза приковывают меня к месту. Произносит совершенно обыденно, — тебе станет легче, когда смиришься. Поверь.

Да что вы говорите! Не выдерживаю и показываю фигуру из трех пальцев вслед удаляющемуся кроссоверу. Мразь!

Позади слышу раскатистый смех и резко поворачиваюсь. Из моего подъезда как раз в тот самый момент выходит ни кто иной как Алекс Сын Гада, и он явно видел мою бурную реакцию.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю грубо, забыв, что до того обращалась к нему на «вы».

— Вот, решил зайти. Поболтать о том, о сем. Но ты задержалась, смотрю. 

— Нам не о чем болтать, — я сейчас очень зла на его папочку, зря он явился.

— Ошибаешься.

— Это ты ошибаешься, если считаешь, что можешь мне диктовать, что делать! — ох, я точно бешусь из-за отца, а срываюсь на сыне, как будто он виноват... Но ведь это не так. Виновата сама.

Ну да, ну да. Психология жертвы — во всем винить себя. Может, так и есть? Поэтому Феоктистов меня выбрал. Дико хочется сделать что-нибудь наперекор.

— Слушай, ты ведь обещала больше не связываться с нашей семейкой, так какого хрена я иду обедать и вижу в ресторане вас с моим отцом? Ты дала ему второй шанс после того, как он тебя чуть не изнасиловал, а мне отказываешь, несмотря на то, что ничего подобного я не делал? За то, что спас от него?

Ну да, он прав, если не считать, что выбора мне не оставили, но признаваться не собираюсь. 

Складываю руки на груди.

— И что? Мне плевать на вас обоих и ваши попытки поделить меня. Даже не смей говорить, что я обязана и тебе дать второй шанс! Я никому ничего не должна! — меня прорывает. Наверное, потому, что от Алекса я не чувствую такой же явной угрозы, как от Феоктистова, и могу высказаться честно. 

И он вдруг меняет тактику... Или просто видит, как мне хреново. Выставляет руки вперед открытыми ладонями, словно сдаваясь и успокаивая одновременно.

— Нет, конечно нет. Ты чего такая взвинченная? Отец опять что-то сделал? Вы же были в общественном месте... Он не мог... 

Я не хочу ему признаваться, как меня взяли в оборот. Стыдно. Еще решит, что сама напросилась. Качаю головой, отрицая его предположение. Но задумываюсь.

А может, вот он — выход? Познакомиться с Алексом поближе, а уж он пусть с папочкой сам разбирается потом. Как там говорится? Против лома нет приема, если нет другого лома? Получится ли клин клином выбить?

— Так что ты хотел, Алекс? О чем поболтать? 

7. Глава 6

То, что легко не будет, понимаю почти сразу. Нет, дело не в том, что мне не по зубам охмурить Алекса. С этим как раз проблем нет — он искренне заинтересован в продолжение знакомства. Даже как-то непривычно подобное внимание от мужчины. И не в том, что у него сложный характер, как у невменяемого папаши. Нет. Дело в другом.