А теперь? Что будет со мной теперь?

Мужчина рядом — холоден, как айсберг. Он склонился над планшетом и поглощён работой. До меня ему и дела нет.

Сегодня, как и полагается олигарху, Демидов делит со мной заднее сиденье. За рулём — водитель, на переднем — охранник. Ещё одна машина с охраной едет впереди и одна сзади. Это — не считая тех, что везут съёмочную команду. Целая кавалькада, настоящий свадебный поезд. Был бы. Будь у нас настоящая свадьба.

Впрочем, Демидов обещает, что всё всерьёз — будет и платье, и гости, и просто море цветов. И брачная ночь, если захочешь, ухмыльнулся тогда самодовольно. Ну да, он же не такой, он же не берёт женщин силой. Он просто рушит в прах их жизни, не считается с желаниями, уничтожает мечты. Это ли не насилие?

Горько хмыкают.

Демидов ненадолго отрывается от планшета, смотрит на меня странно, будто в первый раз увидел. Я выдерживаю его взгляд, снова хмыкаю и демонстративно отворачиваюсь к окну.

Деревья отстают, машут кронами вслед, будто кричат: «Возвращайся! Ждём!» Дальше только поля, потом — деревеньки… Мелькает жизнь: весёлая и грустная, интересная и скучная, но — настоящая, не напоказ, не для камер.

Мне не грустно даже. Внутри всё выстыло, как в избе, которую бросили нараспашку в мороз. Корочкой льда пошло. Закоченело.

И то ли ещё будет?

— Есть хочешь? — соизволяет снизойти до беседы со мной их олигаршество.

Пожимаю плечами:

— Не очень.

Чувствую себя питомцев: вот хозяин вспомнил, покормить решил, надо бы хвостиком повилять и руку лизнуть.

— Давай, не дуйся, — как ни в чём не бывало заявляет он, будто мы просто поссорились из-за мелочи. — Тут ресторанчик неплохой есть. Там даже сносно для провинции кормят… А за едой и разговоры лучше идут.

Никаких разговоров мне не хочется вообще, да кто бы меня спрашивал.

Придорожный ресторанчик действительно оказывается милым, уютным, отделанным в деревенском стиле — много грубого камня и дерева. Когда вся команда Демидова заваливается сюда — места в и без того небольшом зале резко становится мало.

Но нам выделяют отдельный столик — тут типа небольшая VIP-зона на подиуме.

— Что ты будешь? — спрашивает он, замечая, как я отодвигаю меню, даже не открыв его.

Пожимай плечами:

— На твой выбор.

Он заказывает вино и какие-то закуски. Официант раболепно внимает каждому слову и выполняет заказ, наверное, быстрее всех предыдущих в своей жизни.

Когда наши бокалы наполняет рубиновая жидкость, Демидов поднимает свой и провозглашает:

— За нас!

Вскидываю брови:

— За нас? А разве есть мы?

— Ещё нет, — ухмыляется он, — но скоро будем.

— Иван, играть, конечно, хорошо, но переигрывать-то зачем? Давай наедине без всего этого. Мне и так несладко.

— Да, — окидывает меня взглядом Демидов, — ты напряжена и замкнута. Тебе надо выпить ещё. Расслабиться.

— Нет уж, уволь, — отодвигаю второй бокал, — алкоголь не расслабит. Лишь притупит боль. Не надо.

— Как знаешь, — говорит он.

И приступает к еде. А мне кусок в горло не лезет. Не понимаю, как он может есть? Неужели у этого мужчины совсем нет сердца. А вместо него — кусок камня. Гранит.

Даже песенка вспомнилась: «Только каменное сердце не болит, твои чувства разобьются об гранит».

…дальше мы снова едем молча, прогружённый каждый в свои дела и размышления.

У Демидова не дом — усадьба, дворец, поместье. Мы от ворот к дому только минут пять добираемся.

— Добро пожаловать, — картинно кланяется мой типа-жених, открывая дверцу с моей стороны и подавая мне руку.

Я выхожу, сжимаю в руках сумку, собранную бабушкой, и чувствую себя Золушкой, у которой лошади не вовремя превратились в крыс, а карета — в тыкву.