Все эти чувства мне понятны, потому что мое сердце, несмотря на то, что разрывается от гнетущего волнения, тяжелого предчувствия, также хаотично бьется, пульсирует радостью.

Открываю дверь, помогаю войти внутрь мужчине, включаю свет.

Картина в доме открывается такая же безрадостная, как и снаружи: старый дощатый пол, протертый коврик в углу, две железные кровати с продавленными матрасами вдоль стены, маленькие пыльные, заплеванные окна, стол возле загаженного, засиженного мухами и мышами кухонного гарнитура. Ну и запах, конечно же, соответствующий: пахнет старостью, сыростью, пылью, землей и еще чем-то, что я не могу сразу идентифицировать.

— Ты что, останешься здесь? — говорю я удивленно, осматриваясь на середине комнаты, пока Олег шарит по небольшой этажерке в углу при входе в дом.

Он что-то согласно мычит, но вряд ли слышит мои слова. Останавливаю свое бестолковое движение, смотрю прямо на него. Олег издает радостный звук, и я вижу, что он выуживает с нижней полочки небольшой пакет. Ныряет рукой внутрь, выуживает из него документы, сотовый телефон.

Бросает на меня мрачный взгляд исподлобья.

Я отчего-то ежусь, по позвоночнику бегут мурашки дурного предчувствия. С моего лица пропадает улыбка, а дыхание задерживается, замирает на губах.

Между нами повисает тишина, которая становится тягучей, плотной и будто бы начинает дрожать. Боюсь моргнуть и отчего-то опасаюсь сказать хоть слово, потому что Олег вдруг начинает казаться мне незнакомцем, которого нужно было бы опасаться в первую очередь...

Поняв, что мы молчим и смотрим друг на друга долгие, невыносимо томительные минуты, Олег кривит губы в неестественной улыбке, и эта улыбка кажется мне по-настоящему страшной, потому что я понимаю, что он думает о чем-то, не доступном мне, плохом, возможно преступном...

— Жаль, конечно, что ты приехала к нему в дом, Нат, жаль. — От неожиданности я вздрагиваю, неосознанно делаю шаг назад. — Но... Ты вообще имеешь свойство появляться в ненужное время в ненужном месте...

Он кашляет, но глаза его буквально пригвождают к месту.

— Ч-ч-што ты хочешь этим сказать? — медленно говорю я почти по слогам, делая шажок назад буквально на сантиметр, а потом и второй.

Олег, оперевшись одной рукой о клюку, опасной и давящей фигурой надвигается на меня. Клюка неверно дрожит, но Олег с силой опирается о нее, вдавливая в пол своим весом. Он не отводит своих глаз от моих, и я, глядя сейчас на него, вижу только незнакомца, и дело не в том, что по его лицу расползлись цветными кляксами гематомы, а в гнетущем, подозрительном и странном поведении.

Его взгляд пригвождает к месту, а неестественная, пластмассовая улыбка, замершая на его губах, становится зловещей...

Свободной рукой он выуживает из пакета какой-то черный предмет и вдруг вскидывает руку вперед. Пакет плавно планирует на пол, как осенний лист с высокого клена.

— Нат, жаль от тебя избавляться, конечно. Нормальная баба была бы, если б не твой любопытный нос.

Вскрикиваю и руками хватаюсь за то место, где должно биться сердце. Потому что Олег, мой бывший парень, несостоявшийся муж, наводит на меня пистолет. Целится, немного щурится, кривится от боли, но руку не отводит. Он действительно держит меня на мушке!

— Т-ты с-с-ума с-сошел! — Охаю я.

— Меня бы вытащили от Амира, я время тянул, как мог, но тебе спасибо, заштопала. — Его глаза ледяные, злые и бездонные. — Однако от свидетелей нужно избавляться, сама понимаешь.

— И от... от меня?

— А от тебя в первую очередь, ты что — особенная какая-то?