— Ты новенькая?

От его голоса кровь в груди отчего-то начинает пульсировать чуть сильнее. Но я списываю это на тот факт, что мы с ним находимся в немного странных, стесненных условиях операционной, доступ к которой закрыт им самим.

— Это и моя клиника, ясно? Иван уехал, так что оперировать придется тебе. — И тут он добавляет чуть слышно: — Или той дуре с ресепшена.

— Да это неправиль...

— Хватит! — Вдруг рявкает он и в мгновение ока оказывается рядом, нависая темной громадой. — Нет времени цацкаться с тобой. Сделай, что велено, и будешь свободна.

От того, что он резко встал и чуть не завалился набок, понимаю, что парень уже потерял немало крови. Черт. Оглядываюсь по сторонам, будто бы здесь можно найти помощь, поддержку. Но операционная как всегда пуста и безлика: ничего, кроме хромированных инструментов, оборудования и койки.

Если я сейчас не предприму ничего, он точно свалится от потери крови, и еще неизвестно, что скажет Иван Павлович по поводу того, что я из-за упрямства и своей вечной подозрительности загубила владельца клиники, единственной, к слову, куда меня взяли на большую зарплату и без толкового опыта.

Ладно, была ни была.

Некогда что-то предпринимать, звать на помощь, решать нужно здесь и сейчас. Гремлю инструментами, натягиваю перчатки. Нужно скорее обработать и зашить рану этому громиле, а потом уже и разговоры разговаривать.

Или лучше пусть остальным займется Иван Павлович, раз не счел нужным предупредить о боевом и нахальном нраве владельца клиники. Вот почему тут такие хорошие зарплаты! А я-то думала... Видать, доплачивают за молчание.

Ну, я молчать умею.

Почти.

И работаю быстро и безболезненно.

Почти.

— Аккуратнее нельзя? — наконец-то подает голос трудный пациент. Видимо, последний стежок принес гораздо больше боли, чем предыдущие, или он просто уже умаялся сдерживать крик.

— Нельзя, — шиплю из вредности, а у самой сердце обмирает: даже не представляю, какая это боль. И как этот парень до сих пор держится?

— Ты университет-то закончила? — вдруг с притворной веселостью спрашивает незнакомец. Вместо ответа сильнее прижигаю край ранки йодом. Поступок детский, но я не нахожусь со словами, которые можно сказать владельцу клиники — чтобы и обидеть, и одновременно отомстить за свою обиду.

Он выдыхает сквозь зубы.

— С норовом, — уважительно тянет мой пациент и вдруг достает одной рукой из кармана сигареты. Прикуривает зажигалкой и тяжело выпускает дым.

— Да вы с ума сошли! Курить в операционной! — снова завожусь я от злости его поступком, бросаю уже не нужный инструмент, отчего все гремит и ерзает. — Может, вам еще виски налить?

— Было бы неплохо, — он встает и накидывает на себя кожаную куртку. От вида его совершенного тела у меня перед глазами рябит. Не может быть, чтобы этот брутальный мужчина был владельцем современной медицинской клиники. Скорее, такие парни рассекают на байках, участвуют в незаконных скоростных забегах, ну или в боях без правил, на худой конец. — Нальешь потом, но сейчас у меня дела.

— Да вы с ума сошли! — восклицаю, повторяя эти слова как заведенная. Однако меня оправдывает тот факт, что парень действительно не понимает, что делает. У него реально не должно быть сил на то, чтобы идти к двери, однако он идет.

— Давно уже, малышка, — хмыкает он, с трудом достает ключ из кармана брюк и вставляет его в замок двери. А после вдруг морщится, щурится и начинает заваливаться на бок. — Чер-р-рт!

В последний момент, прямо перед тем, как совсем лишиться чувств и упасть в обморок, успевает ухватиться за многострадальную дверную ручку.