— Ты меня понял, Иван. — Отключаю связь, не давая собеседнику продолжить свое выступление в защиту этой девчонки.

Селяви. Она сама попала в лапы к хищнику, она сама виновата в том, что поторопилась, решив, что может сместить господа бога на этой земле и спасти всех страждущих. Этого сделать невозможно...

Смотрю на часы. Вряд ли докторша успела сделать все, что нужно за такой короткий срок, а это значит, что я успею еще решить несколько важных вопросов.

Быстрым шагом преодолеваю пространство, оказываюсь у дома. По привычке оглядываюсь, оценивая лужайку на предмет подозрительных вещей. Но, как всегда, все здесь тихо и спокойно — охраны вне дома и в доме столько, что хватило бы на защиту целого Форт-Нокса.

Медленно проскальзываю внутрь, прохожу в кабинет. Дверь приоткрыта, но я точно знаю, что сюда никто не попытается войти — закон этого дома суров: никому нельзя трогать документы и вещи, которые находятся в закрытых комнатах.

И потому преступление этого шелудивого пса становится даже серьезнее. Веду плечом, отгоняя ненужные мысли, которые помешают сейчас сосредоточиться. Не стоит думать о предательстве бывшего друга, потому что эти ненужные сожаления только отнимают энергию, не дают мыслить конструктивно. Все, что мне ему надо было сказать, я сказал, и скажу еще, когда он очнется.

Если очнется...

Смотрю в окно, которое как раз выходит на гостевой домик — специально выбрал такое место под кабинет, чтобы можно было наблюдать за выходом из дома. Хочу, чтобы все было под контролем. Сейчас там сражается за свою жизнь пес, имя которого я даже называть не хочу, настолько его предательство сокрушило мою веру, и без того слишком маленькую, в людей. Ему помогает докторша, которой тоже не так долго осталось пожить на свете. Как только она приведет в порядок этого предателя, он скажет, кому передал компромат на главу мафии другого города.

Дядя давно хотел смести его с лица земли и скрупулезно искал, к чему можно было бы придраться. И часть материалов этой работы была сохранена в том месте, откуда, мы считали, информация не могла уйти. Однако ушла...

Если она всплывет, мы сразу попадем под подозрение, и начнется война, которой еще не время и не место...

Я потер пальцем переносицу. Перед глазами встало разъяренное лицо докторши. Как ее? Наташа? Наташа Михайловна? Да уж, понятно, отчего ее в больнице называют таким сокращенным полным именем. Несмотря на то, что впечатление в своем белом халате и строгой прическе производит серьезное, глаза, в которых иногда поднимается волной какая-то незащищенность, невинность, наивность, не дают обращаться к ней как к взрослой. Нет-нет, да и хочется назвать ее сокращенным детским именем или даже придумать какое-то милое прозвище...

Как сейчас помню нашу первую встречу. Она стояла у входа в операционную, еще не зная, что в этой клинике, ее новом месте работы, не место таким девчонкам, потому что тут чаще всего обслуживают членов семьи... И никто не должен знать, откуда у людей могут возникнуть такие раны, иногда вообще не совместимые с жизнью...

Тогда она показалась мне стройным видением: тонкая красивая фигурка, затянутая в белоснежный халат; изящные лодыжки на бледно-розовых шпильках,длинные темные волосы. Тогда я подумал: вот если бы мы встретились при совсем других обстоятельствах, девочка моя, уже через минуту ты бы дышала так рвано и часто совсем по другому поводу, а пока...

Черт. Передернулся, прогоняя этот мираж. Мне нельзя ее жалеть, думать о ней — ведь она представляет для меня, для