Эта так мило краснеющая малышка с пшеничными волосами и грустными глазками вызывает во мне какие-то особенные эмоции... Вот хочется трахнуть ее красиво. Впиться губами, целовать, и не только губы - тонкую шею, изящные ключицы, налитую грудь... Интересно, какого цвета ее соски? Такие же розовые, как губы, или светло-коричневые? И еще не менее интересно, как быстро Маруся станет мокрой от моих ласк? Вчера она явно почувствовала что-то, когда я позволил себе небольшую вольность... А ножки-то у нее что надо. Эх, их бы да на плечи.

Да, все будет красиво. Обязано быть. И не только из-за малышки. Я давно не получал эстетического удовольствия, добиваясь девушку. Они обычно сами лезут, ноги раздвигают, с блеском в глазах соглашаются на минет, лишь узнав мою фамилию. Ну, или рассмотрев в моем кармане толстый кошелек.

И именно из-за этого мне захотелось сохранить инкогнито с Марусей. В кои-то веки на меня поведется девушка не из-за кошелька, а из-за душевных качеств... Ну ладно-ладно, из-за мастерства пикапа. Причем я самоучка.

Ну, вроде пока не плохо, да?

Выйдя из душа, я оделся. Прихватил солнечные очки, документы, ключи от машины и спустился вниз.

В ресторане четы Пероцци уже кипела жизнь.

Орнелла снова выскочила из кухни, едва я достиг последней ступеньки, и крикнула:

- Богдан, завтрак готов!

Вот знает же, что я не завтракаю. Только черный кофе. Но каждый раз кормит меня, хоть кусок апельсинового пирога с оливковым маслом и то заставит. От этой женщины не скрыться голодным.

- Орнелла… - протянул я.

- Маурицио, - закричала она в сторону кухни. - Делай кофе.

- Хорошо, моя милая, - ответил синьор Пероцци, начав громко мельтешить на кухне.

Хоть у кого-то, судя по всему, ночь удалась. Эх, надо было вчера быть понаглей и остаться у Маруси…

Панини, по сути, горячие бутерброды, и чашка эспрессо под непрекращающийся смех вместе с эмоциональными словами сделали это утро веселее. Вот так бы и просидеть целый день с Орнеллой на кухне, слушать их препирания, вдыхать запахи итальянской еды. Вот только знаю – едва выйду за порог, как снова стану чертовым сукиным сыном.

- Почему Игнацио вчера не пришел? – спросил я уже на пороге, пожимая руку Маурицио.

- У него дела появились. Наверное, длинноногие и брюнетистые, - и морщинки вокруг двух пар глаз появились на лицах итальянцев.

Я попрощался с Орнеллой, обещав вернуться завтра. Вот опека синьоры Пероцци не напрягает, она искренняя, и я с благодарностью ее принимаю. И с удовольствие подыгрываю.

Про опеку вспомнил зря. Не успел я завести мотор, как зазвонил телефон. На экране высветились четыре буквы, которые складывались в слово "отец". Я нехотя ответил на звонок:

- Да, отец.

- Ну здравствуй, сынок, - его голос явно был не доброжелательным. - Как там наши дела?

- Все отлично. Вот собрался проведать виноградники в Неаполе, - ответил я отцу чистую правду. А что, пусть думает, что я здесь не развлекаюсь, а реально работаю.

- Похвально, - фыркнул отец. - Однако странная инициатива. Или я что-то не знаю?

- Все ты знаешь. Просто подумал привезти в Москву молодое вино. Антонио говорил, что прошлогодний урожай удался. Да и я лично уже успел попробовать вино.

- Не увлекайся, - посоветовал отец, однако сделал это в своей излюбленной манере - приказной. - Ты когда собираешься возвращаться?

- Скоро, - бросил я, и мы попрощались.

Вот так, никаких теплых эмоций и полутонов. Обычный разговор начальника-подчиненного. И даже несмотря на то, что я его подчиненным давно не являюсь, это ощущение осталось, еще с юности. Отец он только на словах. Впрочем, как и муж.