– Госпожа! – зовут меня, наверное, раз в третий. – Готово!

Они протягивают мне какую-то хламиду, взяв в руки которую я понимаю, что в ней будет душно и я вновь взмокну.

– Что-нибудь полегче? – прошу я, отодвигая руки с протянутой вещью.

Я бы с куда большим удовольствием обмоталась в занавеску, чем в этот тяжелый хлопок.

– Это.

Я подбираю так и не убранную простынь и пытаюсь обернуться ей.

– Мы поможем.

Девчонки даже не ждут, когда я соглашусь, а вертят вокруг своей оси так, что реальность превращается в ярко синий хоровод в тон мозаичным стенам хамама.

– Госпожа, посмотрит?

– Меня Дариной зовут, – говорю я, подходя к зеркалу в гигантском подрамнике.

Они что-то сделали со мной. Уверена, что дело в девчонках и их волшебных руках, потому что ванну я принимала сотню, если не тысячу раз, а добиться такого свечения кожи не смогла даже после визита в дорогущий салон. Влажные волосы убраны назад, кожа светится и блестит в совершенно нужных места. Всё хорошо, если бы не испуганный взгляд. Черт!

– Спасибо, – улыбаюсь я девчонкам в зеркале.

Но служанки смотрят на меня так словно впервые видят европейку, вновь и вновь прикасаются к моим волосам, приглаживая потемневшие пряди.

– Пора!

Обратно мы идем тем же путем. Девчонки шепчутся. Я понимаю их, но не подаю вида и не пытаюсь убедить в чем-то. Они обсуждают мою внешность и спорят о натуральности цвета волос. Но я правда рыжая и горжусь тем, что не красилась никогда.

– Мы приготовили одежду!

Грязную они постирали, вызвав у меня волну возмущения и стыда. Но надо смириться с этим и забыть, как еще один страшный сон. Просто надо принять, что кто-то стирает одежду вне зависимости от того насколько она личная.

– Мы поможем!

– Не надо, – отвечаю я резче, чем хотелось бы. – Пожалуйста, я хочу сделать все сама.

Я хочу подготовиться. Настроиться. Выбрать. Поразмышлять. Прийти к какой-то мысли, что обязательно спасет меня от отчаяния.

– Спасибо вам, – благодарю я девчонок. – Мне нужно побыть одной, можно?

– Но хозяин уже ждет вас!

– Мне плевать, – отвечаю я с похолодевшим сердцем. – Можете передать ему это.

Девушки делают огромные глаза, но часто-часто кивают и оставляют меня одну, в знакомой спальне, среди уложенных на кровати тряпок и выходом в сад. В который я вновь иду, потому что туда меня несут мои ноги. Пусть это будет моим место силы с фонтанчиком и розовыми лепестками в нем.

– Просто запри ее в себе, – шепчу я себе, имея в виду собственную душу.

Она всегда представляется мне маленькой девочкой в радужном платье, кучей косичек и тюбетейкой на голове.

– Просто запри, – говорю я себе, обмакивая пальцы в чашу. – Потом выпустишь.

Лепестки исчезли куда-то.

Но я замираю, превратившись в соленной столб вовсе не из-за их отсутствия.

В погрузившемся в предвечерние сумерки бассейне плещется кто-то. Я хоть и не дошла до него, но все же вижу, что происходит в гигантской чаше воды. Ее скрывает несколько склонившихся к земле гигантских листьев-веток, но сквозь них я вижу, как на знакомый бортик бассейна опирается не менее знакомый мужчина. Он только что вынырнул из воды, оперся на каменный край, а потом вытащил себя наружу.

Он, черт бы его побрал, прекрасен.

Дело не только в красиво прорисованных мышцах и даже не ровном загаре, а в том, как он ведет себя. Аликас уверен в себе. Кажется, что каждое его движение просчитано. От него веет силой. Он похож на дикого зверя, в жизни которого нет времени для неги и спячки.

– Хозяин уже ждет! Хозяин уже ждет! – повторяю я себе под нос, возвращаясь обратно. – Хотел, чтобы я подождала его, а потом заявиться в таком виде.