Совесть, впрочем, не отпускала.

Новый год мы встречали с тусовкой из Men's Health, но пока все пили, я в основном стояла у окна, смотрела в темноту и пыталась представить – как ему там?

Что он сделал со мной такое, что не удавалось выкинуть его из головы четыре чёртовых года?

Говорят, нормальным считается период "акклиматизации" после расставания, составляющий половину длительности периода отношений. Это очень красивая модель. Я о ней у нас в журнале прочитала.

Только кто бы мне сказал, что такое "отношения", были ли они у нас когда-нибудь вообще? И если да, то с какого места вести отсчёт – и в каком поставить точку?

Я лично не знала. Знала только, что спустя четыре года меня крутит всё так же, как и три года назад.

Я перестала узнавать себя в зеркале. Я сменила жильё, марку одежды, машину… Не смогла сменить только фотоаппарат. И Яр по-прежнему оставался со мной.

К февралю меня измочалило окончательно. Я решила, что так или иначе должна замкнуть этот круг. Просто поговорить, поставить точку, узнать, что между нами. Просто расставить точки.

И я поехала. Толкалась добрых два часа среди этих странных людей, среди женщин, из которых даже самые молодые имели поношенный вид и были накрашены как матрёшки, а от некоторых так пахло дешевыми духами, как будто я пришла напрямик на панель.

Мне было неуютно. Я смутно чувствовала себя одной… одной из них. Приехала на свиданку к своему ебарю.

Захотелось блевать от этой мысли, но я продолжала стоять. И думать дальше. О том, как неуместен здесь Яр. О том, как он выглядит теперь. И о том, как примет меня.

Когда я покупала билет и стояла в этой толпе, я однозначно забыла, кто такой Яр и чего следует от него ждать. Я готовилась – ну, может, просто надеялась где-то в глубине души – увидеть улыбку, получить возможность коснуться губами его губ. Я готовилась к тому, что он меня пошлёт. Скажет очередную дрянь или посмеётся надо мной.

Но я как всегда оказалась не готова к тому, что произошло – Яр попросту не вышел ко мне.

Меня накрыла такая злость, что хотелось разнести к чёрту всю эту тюрьму. Единственное, чего я хотела от него в тот момент – это чтобы он сказал мне в лицо, что между нами ничего нет и никогда уже не может быть. Но даже этого он не захотел мне дать.

Я не знала, что делать. Проторчала там почти весь день. Потом собрала в сумку всё, что привезла с собой, и поехала к единственному человеку, с которым могла о Яре поговорить – к Туку.

Тук меня, как ни странно, ждал. Меня постоянно удивлял этот мужик – он всегда будто бы знал больше других – и всегда молчал.

Я не спрашивала его, чем занимается теперь. Когда мы увиделись в первый раз после долгого перерыва, он сам сказал мне, что развёлся – но это всё, что он счёл нужным мне рассказать. Хотя принял, в общем-то, тепло. Так же, как и в этот раз.

Мы говорили. Говорили о Яре – и меня пугает эта мысль – как о мертвеце. Пили водку, которую я никогда не пила и никогда не пью, и вспоминали, каким он был.

Тук рассказывал своё, я – своё.

– Просто сволочь, – не сдержалась я, когда бутылка уже подходила к концу. – Тук, ну как можно таким быть? Из всех возможных вариантов он выбирает не то, что самый худший… А тот, что ещё хуже его.

Тук усмехнулся и закурил.

– Это у него всегда, – сказал он. Он в этот вечер относительно много говорил, хотя и видно было, что говорить не привык. – Его ещё душманы любили за то.

Я покачала головой. Мне было нечего сказать. К моему стыду, после всего того, что было между нами, я Яра, похоже, абсолютно не знала. И это было странно – не знала, но чувствовала его. Как бывает, когда не видишь, но касаешься пальцами. И теперь, когда его отобрали у меня насовсем, меня продолжали мучить фантомные боли, будто я лишилась руки.