«Дыши», – напомнила себе Элиза. Но у нее закружилась голова от запаха его лосьона для бритья. Голову окутал туман. Где-то высоко был яркий свет… Она чувствовала себя ненормальной, будто ее чем-то опоили.
Как еще объяснить, что разум покинул ее и она, схватив его за широкие плечи, прижимается к нему всем телом?
Она подняла глаза, и их взгляды встретились.
«Кажется, я пропала».
– Я… боюсь, что игра зашла слишком далеко, – выдохнула она.
Его рот был почти у ее губ.
– А мне кажется, что все только начинается.
Мягкий шелест листвы у него над головой не мог заглушить настойчивый внутренний голос: «Тебя ждут неприятности». Это было предостережением, но он его проигнорировал и поцеловал ее долгим поцелуем. Ее вкус был неописуемо сладким, с оттенком дикого вереска и чем-то, что он затруднялся назвать. Ему захотелось большего, и он раздвинул языком ее губы.
Она откликнулась на удивление быстро и охотно.
Правила светского общества в прямом смысле слова повисли в воздухе, все мысли улетучились, словно подхваченные теплым ветерком.
Элиза. Это имя легко произносилось и очень ей шло.
Она была не хладнокровной красавицей, а, скорее, неуправляемым лесным духом. Творением природы – темных лесов, нагретых солнцем лугов, сверкающих голубых озер и быстрых речушек. В ее глазах улавливались рвущиеся наружу первобытные страсти.
Не задумываясь Гриф положил руку ей на грудь, начал ласкать медленными кругообразными движениями и почувствовал, как затвердел сосок. Из его груди вырвался непроизвольный стон, и этот звук нарушил магию момента.
Элиза открыла глаза.
– Прошу вас, сэр…
– Да, да. – Гриф неохотно отстранился.
– В-вниз, – запинаясь пробормотала она. – Мы должны спуститься вниз. Здесь опасно. Мы можем в любой момент свалиться.
«Почему у меня такое ощущение, что я уже лечу вниз кувырком?»
– Хорошо. Давайте постараемся сделать так, чтобы ваша нога твердо ступила на землю.
Он немного приподнял ее и, прижав к себе, уперся ногой в ствол дерева.
– Обнимите меня за шею и крепко держитесь, – предупредил он. – Будет немного невежливо, но по-другому нельзя.
Спускаться вниз между веток было трудно: сучки с треском ломались, кора царапала кожу.
– Ослабьте руки, – сказал он и с этими словами почти бросил ее на землю.
От неожиданности Элиза оступилась и, потеряв равновесие, села на траву.
Усмехнувшись, Гриф спрыгнул на землю и протянул ей руку, помогая встать.
– Спасибо, что спасли моего кота, – сказала она с видом оскорбленного достоинства.
– А не вас?
– Я думаю, что справилась бы и сама, – ответила Элиза. Она разгладила платье и вынула сухой лист из растрепанных волос. – Вы отвлекли меня своим рассказом о цвете освещенных солнцем древних камней.
– Да. Теперь, имея возможность лучше разглядеть ваше прелестное платье, я могу понять, что вас очень интересуют цвета, – сказал он, глядя на ее заляпанный красками наряд. – Узор просто… необыкновенный.
Элиза неожиданно смутилась.
– Я всегда надеваю старые вещи, когда…
– Когда пишете акварелью? – предположил он. – Очень практично. И какие картины вы пишете? Портреты злющих кошек? Сцены из жизни лесных друидов, совершающих свои языческие обряды?
– Я просто иногда балуюсь акварелью.
– Полагаю, вы слишком скромны, леди Брентфорд. – Он улыбнулся. – Все хорошо воспитанные леди в той или иной степени владеют карандашом или кистью, разве не так? Развивают свои таланты.
Она нервно вздохнула, хотя он и не понял почему.
– Могу я увидеть ваши работы?
– Нет! – в тревоге воскликнула она. – То есть… я не люблю показывать свои наброски.