Но первым делом Марина метнулась в ванную комнату, почти сорвала с влажного тела шелковую блузку, потную, провонявшую тревогой и смертельным ужасом, – никогда больше ее не наденет. Склонившись над ванной, ополоснула тело по пояс, накинула халат и поспешила к дочери – Даша сейчас была важнее всего. Девочка понуро стояла на лоджии, как прежде тот полицейский, прижималась лбом и носом к стеклу. Она не плакала, просто стояла.

– Данюся, – заговорила Марина тихонько, крепко обняла дочь за плечи. Та не возражала, хотя вообще материнские объятия не очень жаловала. – Пойдем-ка на кухню, тебе пора обедать.

– Я не хочу…

– Ладно, поешь позднее. Пока можно чаю попить. И еще, я только хотела у тебя уточнить одну мелочь…

– Какую, мам? – Тело дочери немедленно налилось жаром.

– Тебе Яся точно не ответила, когда ты ей в соцсетях предложила идти сразу к тебе? Может, она что-то написала, а ты случайно удалила?

Даша вывернулась из материнских рук, обернулась, в очередной раз округлила глаза:

– Ты чего, мам, ничего мне Яська не отвечала! Наверняка все еще злилась, она ужасно обидчивая!

– Да ты тоже не подарок, – уточнила Марина, пока дочь мысленно или вслух не добавила к сказанному слово «была». – Давай-ка все же горяченького супа поешь, я сейчас разогрею.

– Да ну, мам, мне в горло ничего сейчас не полезет! – Даша с такой силой замотала головой, будто сама мысль о еде в день смерти подруги приводила ее в ужас. – Я лучше пойду полежу, а то голова болит. В висках вот тут ужасно давит.

– Это от голода. А станешь под пледом зависать в телефоне – вовсе сознание потеряешь.

– Говорю же, что не хочется, – начала закипать девочка. – Я бананы из холодильника ела! Много!

– Ты их вроде терпеть не можешь?

– А сегодня понравились! Надо же было когда-то распробовать, Яська вот…

Тут в горле у Даши что-то пискнуло жалобно, она закрыла лицо не ладонями, а предплечьями обеих рук, пальцами же вцепилась в плечи, как делала в детстве, когда хотела показать родителям всю степень своего отчаяния. Марина тоскливо подумала о том, как еще долго дочка будет вот так оговариваться, потому что с погибшей сегодня странной и нелепой смертью Ярославой Бондарь связана половина ее недлинной пока жизни. И все-таки спросила:

– Это ты бросила пакет с мусором на лестнице?

Даша руки опустила, слегка покраснела, скривила губы. Пару секунд словно выбирала между истерикой и нормальным ответом. Выбрала второе:

– Ну, мам, просто телефон зазвонил. Я на секундочку оставила и вернулась. Думала, что Яська дозванивается.

– Это она была? – Марина уже устала пугаться, устала от этого мерзкого ощущения, что всякий раз обрывается сердечная жила. Она точно знала, что все контакты бедной Ярославы теперь станут рассматривать под микроскопом.

– Не, Ирка Рябова. Она болеет, а электронный дневник у нее завис. Она сперва тоже Яське звонила, думала, может, она у меня торчит.

– Ты, конечно, не смогла ей сказать, что задано, – съязвила Марина и тут же укорила себя – нашла момент. Хотелось говорить о бытовом, привычном, чтобы отвлечься от случившегося.

– Вот и смогла! Мы еще поболтали, и я совсем забыла про пакет. Что, дядя Миша настучал?

– Не настучал, а пожаловался! То есть нет, просто сказал. А когда ты выходила, одежду на лестнице не видела?

– Какую еще одежду? – напряглась Даша. – Ладно, не важно, иди уже.

Дочери тут же след простыл. Марина постаралась собраться с мыслями, и вдруг поняла, что до сих пор не позвонила мужу. А сделать это необходимо, потому что неизвестно, что еще может случиться, пока не закончится этот ужасный, полынно-горький день.