– Читала, что это самый действенный способ успокоить кого-то и поддержать, – говорила женщина над моей головой. – И совсем неважно кто это сделает совершенно незнакомый человек или жутко близкий и родной.

Автор статьи был прав – мне действительно полегчало немного. Во всяком случае прошло это ощущение нереальности происходящего и невероятной тяжести на душе.

– Правда?

Я кивнула, прижатая лбом к мягкому джемперу. Чувство тревоги в ее объятиях не много ослабло.

– Ты может быть есть хочешь? Люся пирожков напекла с пшеном и брусникой.

Я не знала кто такая Люся. Но есть не хотелось от слова «вообще».

– Нет, – выдала я тихо, отлепившись от нее. – Покажите мне мою комнату, пожалуйста.

Запнувшись, я посмотрела на нее с вопросом.

– Да. Я тебя вела в твою комнату. Она чудесная. Очень уютная. Но потом подумала… Ты точно не хочешь есть?

– Нет.

Я хотела полежать, желательно зарывшись под одеяло и сделала это буквально через несколько минут, когда осталась одна. Марина что-то сказала про вещи и про то, что принесет их мне, а через минуту я уже не воспринимала ничего. Может быть, прошло больше времени, а может и меньше, но едва оглядев погруженную в полумрак комнату, я рухнула на кровать, вздохнула запах чистого белья и забылась крепким сном.

– Ида, я принесла тебе чаю, – послышалось мне откуда-то издалека знакомым звонким голосом, который повторил уже тише уносясь в даль. – Ида?..

Проснулась от того, что даже во сне мне думала о том, что произошло и о том, как же там папа, я вдруг решила, что все это кошмар и только.

Но это был не он.

Я лежала в кровати в совершенно незнакомой комнате. Очень уютной и светлой с красивой хрустальной люстрой под потолком. Никогда не видела таких – дизайнер приглушил искрящееся великолепие деревянными бусами бежевого и белого цвета.

– Кто-то очень любит бежевый, – проговорила я, смяв такого же цвета одеяло, но с темно-серыми линиями рисунка по нему.

В ногах валялась куча подушек знакомой белой, бежевой, серой и неожиданно розовой расцветки. Словно кто-то в последний момент подумал и решил сделать комнату хоть немного девчачьей.

В следующую секунду очень громко закричал петух и не прояснил-не разогнал ничего. Я была в доме у незнакомой, но родной бабушки, а папа ночевал в тюрьме.

Мне опять стало страшно.

Он был не на работе в ночь. Ему нельзя было позвонить и спросить почему он задерживается и как у него дела. Теперь вообще никак.

– Она так долго спит, – раздалось громким шепотом из-за двери, но совершенно знакомым голосом Марины.

Кажется, что жена брата моей мамы не умела говорить тихо.

– Я беспокоюсь.

– Марина, перестань нагнетать. Это нормально. Девочка столько всего пережила за вчерашний день. Аделаида вон не встает…

– Но Аделаида не девушка, – продолжала гнуть свое Марина. – Я читала, что молодой организм лабильнее и быстрее приспосабливается к самым неожиданным условиям.

Тетка похоже читала всю ночь, восполняя пробелы в знаниях о не детях и не взрослых одновременно. Я скривила губы, сев на кровати, открыла рот, чтобы сказать, что проснулась или даже просто позвать беспокоящуюся тетку. Она несмотря на некую суетливость располагала меня к себе все больше и больше.

– Марина, ничего страшного не происходит, – как будто бы повторил некий мужчина. – Поверь мне.

У кого-то было очень много и мало терпения одновременно. Это чувствовалось по интонациям.

– Хорошо.

– Марина? – позвала я, распустив волосы и вновь собрав их в высокий хвост. – Я вас слышу и уже проснулась.

Я решила не делать вид, что ничего не слышала. В книгах пишут, что подслушивать чужие разговоры мерзко, но, признавшись, становится легче на душе.