– Если не веришь мне, то начни учить языки и общайся с моими друзьями самостоятельно.

Оказалось, что выносить неприлично близкое соседство бывшего мужа было невыносимо, так же как собственную изворотливость и неверие Ильи.

– Привет, Артем, – проговорила я, набрав номер юриста, – лучше бы ты сказал мне правду, когда я просила тебя об этом.

Я вздохнула, сдерживая себя от того, чтобы не наорать на человека, который за все эти годы стал моим другом.

– Я бы оказалась морально готова к встрече с Николасом, не вела себя, как истеричная дура, не врала и не портила отпуск близкому мне человеку.

Я заблокировала смартфон, убрала его в сумку, но практически тут же достала его, принявшись начитывать новый войс.

– Я не стала звонить никому и радовать этой новостью. Пока.

Попрощавшись, я побилась головой о подголовник, уговаривая подумать об этом завтра, а еще лучше никогда, шумно выдохнула, а потом обратила внимание на то, что ни Илья, ни Филлип не спешили присоединиться ко мне так быстро, как мне бы хотелось в данную минуту.

– Снегуркин ты сын! – прошипела я, подавившись вздохом из удивления и злости, что родились в моей груди.

Было с чего надо сказать.

Илья, Филлип и Николас мило беседовали друг с другом, стоя рядом с автомобилем, в котором находилась я.

Они. Беседовали. Втроем.

Илья был привычно сосредоточен. Фил привычно невозмутим. Николас…

Я отпрянула от двери, когда он положил руку на крышу иномарки.

– Ид, что случилось? – спросил динамик голосом Ирины Золотаревой. – Прослушала твои сообщения и решила позвонить, наплевав на приличия.

Вот что мне нравилось в Золотаревой так это то, что она не стеснялась совершенно неприемлемых в нормальном обществе вещей.

– Мы только что прилетели в Париж. Нас встретил Филлип. Я сижу в машине и жду, когда он, Скворцов и Николас наговорятся друг с другом.

– Что?!

Мне пришлось повторить ей, а для начала рассказать, как прошла эта встреча.

– О чем?!

Будь я в курсе о существовании Николаса в мире живых еще вчера, то сегодня, успокоившись, я бы обязательно поинтересовалась, нажав на стеклоподъемник, о чем именно разговаривают эти трое.

– Я не знаю и не хочу знать этого – проговорила я с задеревеневшим горлом. – Я хочу, как можно скорее уехать отсюда, а они беседуют рядом со мной.

Сейчас же мне хотелось перебраться на другую сторону, выйти, обойти авто и накричать на него, потребовав, чтобы он убирался в ту Валгаллу, из которой выполз на свет Божий.

– Ты, как сама? – поинтересовалась подруга. – Я должна спросить тебя об этом.

– Я не рада, если ты об этом, – произнесла я, заставив себя улыбнуться. – Но я в порядке.

Я вздохнула, прикоснувшись к лицу, помяла переносицу, помассировал глабеллу, а потом призналась:

– Ир, это так ужасно.

– Я понимаю, – откликнулась подруга с печалью в голосе. – Очень жаль, что меня нет рядом.

Я вздохнула, очень надеясь на то, что это мини сеанс «нытья» поможет мне справиться с происходящем в моей жизни.

– Хуже всего то, что впереди две недели отпуска, а я буду думать об этом дне ежечасно, – продолжила говорить я, задрав лицо к потолку. – Даже поплакать не смогу, чтобы не объяснять Илье ничего.

Ирка ожидаемо поинтересовалась о причине по которой я не смогу быть откровенной со Скворцовым, а я естественно рассказала о выходке Филлипа.

– Правду говорить никогда не поздно, – заметила Ира тихо. – Знаю, о чем говорю.

– А нормально плакать при этом? – поинтересовалась я, очень хорошо осознавая, что кроется за этими слезами. – Я перезвоню тебе, ладно?

Филлип сел за руль, поправил зеркало и улыбнулся, поймав в нем мое отражение.