Подойдя ко мне вплотную, Эльман целует меня в лоб и произносит:

– Ты у меня ебобо, Ясмин. Я уже и отвык.

– Что это значит?! – кричу ему вслед.

– Это значит, что приехала доставка еды. Я жутко голоден.

– Когда ты успел ее заказать?!

– Вечером оформил предзаказ.

Доставка еды.

Это всего лишь чертовая доставка еды, а мой мир успел рухнуть и подняться снова.

Боже…

– Сам ты ебобо… – чертыхаюсь, зарываясь пальцами в волосы. Сердце колотилось в груди без остановки.

Вытерев вспотевшие ладони о свитер, я натягиваю его на разгоряченное тело и ухожу в ванную комнату. Посмотрев на себя в зеркало, я отшатываюсь: красные щеки, опухшие от поцелуев губы и безумные глаза – это все, что осталось от Ясмин Романо. Невинность, достоинство и гордость были давно оставлены в постели Эльмана Шаха.

– Боже, – выдыхаю, врубив воду из крана на всю мощность.

Умывшись ледяной водой, я миную Эльмана и возвращаюсь в спальню, бросаясь к телефону. На нем – несколько пропущенных. От Камаля.

Сердце предательски екает в груди, пока Эльман оплачивает доставку и возвращается ко мне. По квартире распространяется запах свежей ресторанной еды, но в горле застревает большой ядовитый ком, перекрывая доступ к кислороду.

«Не смог до тебя дозвониться. Надеюсь, что ты уже спишь. Я задерживаюсь на встрече».

Я опускаюсь на колени, игнорируя присутствие Эльмана в спальне, и печатаю ответ.

«Концерт маленькой синьорины отменили. Мне пришлось остаться с ней, чтобы успокоить. Скоро буду выезжать домой».

Ложь дается мне с трудом, но иначе я разобью ему сердце. И жизнь.

– Камаль скоро вернется домой. Я должна ехать, – зачем-то поясняю Эльману, ощущая его взгляд на своей щеке.

– Ясно, – щелкает зажигалка, и во мраке спальни вспыхивает короткий огонь.

Запах еды приглушается никотином, и я спрашиваю:

– Когда ты начал курить? Ты раньше никогда… не брал сигареты в рот…

– После нашего последнего секса, – поясняет, затянувшись. – Запах никотина мысленно возвращал меня в тот день. К тебе. И я подсел. Возвращался снова и снова.

– Ты подсадил меня на секс, я тебя – на никотин…

Несколько минут мы молчим. Вспоминаем, целуемся и дышим никотином, возвращаясь в тот день, когда мы трахались и дымили. Одновременно.

– А ты остаешься здесь? Не хочешь вернуться к жене, чтобы согреть ее постель?

Крепко затянувшись, Эльман бросает как данность:

– Я собираюсь разводиться.

К горлу подкатывает тошнота, и я резко блокирую телефон. Подняв глаза, ловлю на себе изучающий взгляд Эльмана.

Что? Разводиться?

– Разводиться?

– Да.

– Ты жесток, Эльман, – качаю головой. – Ты готов развестись с Лианой только по той причине, что она бесплодна? Она ведь тебя несколько лет тащила: больницы, реанимации, восстановление, физические упражнения. Может, у вас все еще получится с ребенком…

– Причина другая.

– Какая?

– Ты.

Я. Вот же глупец…

Я поднимаюсь на ноги и решаю одеться. В свитере и кружевных трусах я выгляжу максимально по-домашнему, а по-домашнему это не про нас.

– Если ты о нашей великой благородной любви, то я три года назад на это не пошла, и сейчас тем более не пойду.

– Ты просто не представляешь, как мне похуй, Ясмин.

Кинувшись к кровати как разъяренная кошка, я ударяю Эльмана в грудь. Явно не ожидая от меня таких действий, он падает на спину вместе с сигаретой в зубах и вскидывает брови.

Он уже был одет, а я – еще не до конца. Забравшись на него сверху, я опускаю ладони на его толстую шею и сжимаю на ней свои пальцы.

– Не смей, Эльман! Нам с тобой только трахаться хорошо. Остальное – плохо. И очень больно. Так что не смей даже думать о войне. Я с Камалем уеду…