— Только руки сначала помой и умойся, — показываю, где ванная, и ухожу переодеваться.

Быстро натягиваю домашние брюки, футболку и собираю волосы в хвост. Возвращаюсь на кухню, мою руки и открываю холодильник. Рассматриваю содержимое и с ужасом для себя понимаю, что мне в сущности нечем накормить ребенка. Сама я дома почти не питаюсь, а готовить впрок не для кого. Катя бесшумно садится за стол.

Ну, как говорится, на безрыбье…

— Яичницу или пельмени? — оборачиваюсь к ней.

— Пельмени.

Достаю кастрюлю, наливаю воду и ставлю на огонь. Раскладываю остальные продукты по местам и присаживаюсь за стол напротив Кати.

— Не грусти, все наладится, — ободряюще улыбаюсь ей.

Она кивает и косится на вазочку со сладостями. Бедный ребенок. Мне не жалко конфет, но портить желудок ни к чему, сначала надо поесть нормально. Но что с ней делать дальше?

Накладываю пельмени в тарелку и ставлю на стол. Катя сглатывает слюну и поднимает на меня глаза, словно ждет разрешения. Сердце сжимается от ее взгляда, а в голове не укладывается, как можно собственного ребенка довести до такого.

— Горячие очень. Как остынут, можешь кушать, — поясняю ей и отхожу к плите. — А я пока буду ужин готовить, у меня сегодня гости…

Ложка со звоном падает на пол, резко оборачиваюсь. Катя в растерянности смотрит на меня. Маленькая, худенькая, а глаза, как два огромных блюдца.

— Мне надо уйти? — Ее губы начинают мелко дрожать.

— Что ты, конечно нет. Сиди, сколько хочешь, — спохватываюсь я, только сейчас сообразив, что сморозила глупость. — Брат ко мне придет. Ужинать, — поднимаю грязную ложку и даю ей чистую. — Хочешь с ним познакомиться?

Неуверенно кивает. Тяжело вздыхаю и вновь возвращаюсь к плите. Господи, куда я лезу. Даже не представляю, как помочь этой девочке. Может, в опеку позвонить? Они, наверное, должны знать, что делать в таких ситуациях… А если ее заберут в детдом? Вряд ли там будет лучше. Нет, в опеку нельзя. Не хочу брать на себя такую ответственность за чужую жизнь. Надо найти другой выход. Нервно кусаю губы, придумывая хоть что-то, но как назло в голове ни одной стоящей идеи.

— Катюш, — разворачиваюсь к ней. — А твоя мама давно пьет?

— Давно, — вздыхает она и отправляет в рот последний пельмень. Забираю тарелку и ставлю в мойку.

— А папа твой где?

— Не знаю, я его не видела ни разу, — пожимает плечами. — Мама говорила, он ее беременную бросил.

М-да. Ситуация. Можно, конечно, попытаться у матери узнать хоть что-то об отце, но расскажет ли? Вряд ли…

— Чай со сладостями будешь? — резко меняю тему, хватит уже о грустном.

— Буду.

Наливаю в кружку негорячий чай и подвигаю к Кате вазочку с печеньем и конфетами. Широко улыбается и начинает с жадностью запихивать поочередно в рот, запивая чаем.

— Не торопись, — улыбаюсь и качаю головой. Смешная такая, только растрепанная. Причесать бы да заплести косы…

— Катька! — Истошный женский крик разносится в подъезде. — Ты где, дрянная девчонка? А ну иди домой!

Девочка вздрагивает всем телом и нечаянно переворачивает кружку на стол. В глазах застывает отчаянный ужас.

— Простите, — шепчет тихо. — Мне пора идти, — вскакивает на ноги, как ужаленная, и бежит к двери.

— Катя, подожди, — спешу за ней, но не успеваю перехватить. Она выскакивает в подъезд и хлопает дверью.

С трудом подавляю нелепый порыв пойти за ней. Куда? Зачем? Могу сделать только хуже. Без сил опускаюсь на пуфик и прячу лицо в ладонях. Я не знаю, что делать. А главное, надо ли что-то делать?

2. Глава 2 Евгения

— Явилась! Где шлялась? — слышу зычный голос матери Кати и внутри все сжимается от страха.