Помедлив, он наводит пистолет на Катю, так и не отпустив мою водолазку.

Я же смотрю на него, стараясь запомнить его лицо.

— Тебя это тоже касается.

Катька делает движение глазами точь-в-точь, как Буров.

— Давай сюда свой смартфон, — требует "успокаивающий" через мгновение. — И ты. Про браслет не забудь!

У меня нет ничего вышеперечисленного. Мой смартфон остался в авто, а трекер шагов я посеяла еще на Бали.

У Кати имеется все. Она без раздумий отдает технику типу в кожаной куртке. А тот в свою очередь выбрасывает все это в окно.

— Стяжки в бардачке. Свяжи их. Сначала телку Бурова, а потом его шалаву.

— Я не его шалава! — начинаю я и тут же обрываю себя.

Нельзя спорить. Нельзя пререкаться. Надо вести себя тихо-тихо.

— Не жена, но и не шалава! Кто же ты? Я не видел тебя ни разу!

Надо молчать, слушать и самое главное успокоиться настолько, чтобы оценить ситуацию трезво.

Я здесь совершенно случайно, но теперь это не имеет значения. Это может даже ухудшить мое положение. Не просто так этот хмырь терся у Веньки.

Ощущение задницы теперь отчетливее некуда.

— Точно не шалава?

Я открываю глаза, глядя на того, кто начал этот карнавал оскорблений.

— Держи и затягивай на ней.

Он сует мне в руки какие-то прутики, и через секунду до меня доходит, что это. Такими же штуками была усеяна моя квартира во время ремонта.

— Только без фокусов, — слышится совсем рядом, — не шалава, а честная давалка.

Похитители смеются над сальной шуткой, а я вожусь с Катькиными руками, стараясь затянуть их посвободнее.

Женщина выглядит безучастной ко всему происходящему. Она совершенно спокойна и делает все, что требуют, даже без намека на страх.

Как она будет вести себя, когда узнает, что ее мужчина ранен или даже мертв?

— А теперь ты, — говорит козел в коже, кажется, не заметив моего ухищрения. Тогда как я заметила в его куртке огромную дырку и из нее выглядывает что-то очень знакомое мне.

Катька повторяет процедуру сковывания своеобразными наручниками, и я выдыхаю, когда это все заканчивается. Мужчины теряют к нам интерес и... начинают ссориться друг с другом. Это неожиданно, волнительно, но не внушает никакой надежды на светлое будущее. Скорее нас размажет по асфальту или раскатает фурой, чем мы выберемся из этой жопоньки целыми и невредимыми.

— А ты вообще, что за хрен с горы? — спрашивает тот, что приказывал заткнуть мне рот. — И что случилось со Славиком?

Я вновь вижу дуло пистолета, которое в этот раз направлено не на меня и не на Катерину. В руке водилы появляется пистолет. Он тычет им в своего соседа, не переставая крутить руль при этом.

Я смотрю на это все, на дорогу, на свои руки, вспоминаю о не накинутых ремнях безопасности и, подобно Кате откинувшись на сиденье, закрываю глаза.

Пора начинать молиться Боженьке, обещая ему мыслимое и немыслимое. Я стану ходить в церковь! Не только по праздникам! Каждое воскресенье месяца! Если надо, то каждый день! Я даже думать забуду о том, чтобы сделать аборт! И имя ребенку выберу по церковному календарю, не иначе!

— Я смотрящий за дебилами. Слышал о таких? Смотри на дорогу, мать твою!

— Что? Ты смотришь за нами? Нахуа?

— На дорогу, млять, смотри! Ты угробишь нас всех нафиг! Что тебя удивляет? Что над шестерками есть еще кто-то? Убери ствол, ушлепок! Босс не доверяет дилетантам в таких серьезных вещах! Если не я, то ты провалил бы дело и уже лежал в труповозке. Смекаешь?

Мне страшно. Мне не хватает выдержки, чтобы абстрагироваться от всего. Мне плохо. Я тянусь вперед и тут же сгибаюсь к коленям, пытаясь отдышаться и проглотить то, что подступило к горлу. Меня укачало от быстрой езды, а может это токсикоз. Хотя это может быть из-за волнения или из-за того, что я не обедала сегодня.