— А как туда попал?

— Всего лишь купил косяк и попал под облаву в каком-то притоне.

— А знаешь кто её устроил?

— Дай-ка подумать, — кинув визитку в бардачок, паясничала Стелла. — Может, полиция?

— Может, — кивнул Марк. — А теперь вопрос на засыпку. Ты знаешь кто такой консильери?

Стелла подавилась воздухом. Откашлялась.

— Хороший вопрос для девочки с итальянскими корнями, чей отец был бухгалтером бандитской группировки. Советник босса мафии? Посланник? Посредник при решении спорных вопросов?

— Так вот, он консильери.

— И что это, чёрт, побери, значит?

— Что в игру вступил новый игрок.

— Кто?!

Марк усмехнулся. А про себя добавил:

Она.  

За грудиной заныло, но память послушно открутила плёнку дальше тех событий, что вызывали эту саднящую боль, намного дальше, далеко-далеко, на четырнадцать лет назад…

Четырнадцать лет назад...

— И чем же ты можешь быть мне полезен, красавчик?

Женщина медленно пошла вокруг Марка, осматривая как раба на рынке.

Эффектная женщина. Яркая. Темноволосая. Одетая в длинное тёмное платье.

Со стеком в руках.

Зажав в руке обтянутый кожей пруток, она похлопывала по ладони лаковым чёрным шлепком в виде буквы «М», или «W», смотря с какой стороны читать.

Ей можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Марк не умел определять возраст. Ему сказали, она наполовину тайка, наполовину армянка. Но ему было всё равно. Он был рад, что ей не восемьдесят. Знал, что в свои восемнадцать он никто и, самонадеянно решил, что может быть ей полезен только одним.

Под потолком гудел вентилятор. В Бангкоке стояла обычная для апреля жара.

Пот тёк по его телу, оставляя тёмные разводы на майке.

Женщина шлёпнула его плёткой по заднице. Ощутимо. Но Марк дёрнулся скорее от неожиданности, чем от боли. Она усмехнулась и кивнула головой на шторку.

Шторка отделяла гостиную от спальни. И мелодично позвякивала стеклянными бусинами, когда сквозь неё проходили.

Сколько раз потом он слышал этот мелодичный звон — и не сосчитать.

Но тогда, в самый первый раз, когда он пришёл просить помощи, но не сказал об этом ни слова, Марк посмотрел в зеркало на вспухшее красное пятно на заднице:

— Это что-нибудь значит?

— Да, моё имя, — усмехнулась она. — Ваан. Мадам Ваан.

— Мадам Ваан, — почтительно поклонился он.

Она усмехнулась.

— Раздевайся!

И, когда он стянул с себя одежду, подошла вплотную и подняла к нему лицо:

— Сколько у тебя было женщин?

— Одна, — пожал он плечами.

— Может, я тебя обрадую, а, может, расстрою, — ткнула она его стеком снизу в подбородок, — но, если до сих пор она была у тебя одна, я этого не изменю. Никто этого уже не изменит.

Он не придал значения её словам.

Ваан была первоклассной мошенницей, промышляющей дорогими вещами и антиквариатом в тех кругах, куда просто так не попадёшь, а он хотел стать чем-то больше, чем просто красивым мальчиком из состоятельной семьи со школы дружившим с одной девочкой.

Он жаждал возмездия за смерть сестры. Но приключений жаждал не меньше.

Искал отмщения, но опасностей, риска искал сильнее.

Он хотел большего, чем прославиться как местный Ромео в провинциальном городе. Ему вообще никогда не нравился этот шекспировский придурок. Марк бы всё сделал не так.

Его душу жёг огонь мести и желание стать дерзким, отчаянным, великим авантюристом. Он дал себе зарок, что ради этого не остановиться ни перед чем.

Если ради этого он должен переспать с сотней, тысячей женщин — он готов.

Что именно он должен будет делать для мадам Ваан он узнал в тот же день.

А что она имела в виду, когда сказала «если до сих пор она была у тебя одна, никто этого не изменит» — сильно позже.