Это может длиться бесконечно. И как ей не надоедает пилить меня? И как отец смог прожить с ней тридцать лет? Не удержался, представив его, и улыбнулся. Все-таки, он самый лучший.
Но мать заметила и сразу же скривилась.
– Что я такого смешного сказала?
– Ничего.
А ведь мы с ней похожи. Очень. Ну и внешне, конечно, волосы русые, да и глаза, не отцовские – ее, карие. Но характер… Характер у нас просто одинаковый. Упрямые, готовые спорить до последнего, не признающие компромиссов. Госпожа Елизавета Савитова. Леди до кончиков отполированных ногтей. Иногда я думаю, почему она не родила себе второго ребенка – дочь, желательно? Тогда могла бы вырастить свою копию. Потому что я не гожусь быть пешкой в играх, о которых и она имеет весьма смутное представление. Это мы с отцом Незримые, она же – простой человек, который, вопреки всему, оказался посвящен в нашу жизнь.
Кажется, мелочь, что она знает, какие возможности нам открыты. Но сколько дорог открывает такое маленькое знание! Мы с отцом другие, и помимо человеческих законов подчиняемся еще и своим собственным. И ей никогда не понять, что нарушить их – самое страшное. Предать – обречь на смерть себя. Никогда никто из нас на такое не пойдет.
– Дмитрий, я хочу, чтобы ты вернулся домой, – она отложила в сторону вилку и нож с такой небрежной аристократичностью, что мне захотелось сорваться и бежать прочь от этого спектакля к нормальной жизни, к пацанам в масле и бензине, к разговорам на матах и откровенности без фальши! К миру, который не был идеальным, но был моим.
Я не могу вернуться в холодный замок изысканных манер, в который она превратила наш дом.
– Никогда, мам.
Если бы я не знал, что она человек, то в эту минуту поверил бы, что какая-то ее часть принадлежит Незримым. Верна – забирающая надежду. Или, быть может, питающаяся чужими чувствами Азула. Как знать.
Ее мой ответ не устроил. Она ждала другого. Была уверена, что на этот раз я соглашусь.
Мой последний год учебы.
Мне двадцать три.
Я не остепенился.
Я не определился с будущим.
Я – никто.
– Дима, с твоей стороны очень глупо отказываться от моего предложения. Я, правда, не хочу лишать тебя средств к существованию, но у меня не остается выбора. Ты мне его не оставляешь, – подумав, добавила она.
От продолжения этого душераздирающего фарса меня спас телефонный звонок. Просто светящийся экран и вибрация, большего я позволить себе сейчас не мог.
Мама поджала губы. Она терпеть не могла, когда за столом у кого-то в руках была теха, считала это неприличным. Не спорю, но жизнь теперь такая, без него никуда.
Взглянул на экран. Вот же черт! Ну почему же так не везет. Егор мог сдать? Да нет, он же обещал не выдавать меня Мастеру. И мама, как назло, смотрит, не отрываясь.
– Я должен ответить, – скомкано бросил ей, поднимаясь из-за стола.
– Дима! Дмитрий!
Отойти подальше, лавируя среди столиков. И вот зачем она выбрала именно это место?
Выдохнул и принял вызов.
– Да, Мастер.
– Дело есть, Мирт. Свободен?
Он всегда говорил по существу.
– Нет, но могу освободиться.
– Хорошо. Жду. И… передавай привет маме.
Дважды черт! С коротким писком телефон отключился.
Я вернулся к матери. Передавать привет ей даже не собирался. Мне жизнь все-таки дорога.
– Кто звонил? – равнодушно спросила она.
– Друг, – и что же такое произошло, что они так друг друга ненавидят? – Мне уйти нужно.
– Понятно, – она убрала салфетку с колен и смяла ее в руках. – Надеюсь, ты понимаешь, что разговор еще не окончен?
– Да, – наклонился, чтобы поцеловать в щеку. Какой бы она ни была, но я любил ее, и этот легкий чмок был единственным проявлением эмоций, который мы могли себе позволить.