Но кажется, я ни за что на свете бы не хотела, чтобы эту часть моей жизни переписали заново.

***

Сегодня я тоже веду себя, как сова.

Сплю, и сплю, и сплю – пока солнце не клонится к горизонту, и закатные лучи не возвещают мне, что день догорел.

Долго лежу в постели и смотрю на то, как один за другим гаснут багряные солнечные блики. Как небо темнеет. Как на пол моей комнаты ложатся вечерние тени. Свет не зажигаю.

У меня внутри разливается незнакомое мне чувство сопричастности.

Где-то там, глубоко под нами, сидит сейчас человек, прикованный цепью к стене. И почему-то мне кажется, тоже ждёт наступления ночи с нетерпением.

Встаю с постели, умываюсь, пытаюсь что-то сделать с волосами – но плюнув, заплетаю непослушные кудрявые тёмные пряди в обычную косу. Влезаю в очередное чёрное платье, ещё раз сделав в уме зарубку обновить гардероб. Служанки холда будут в восторге – они давно порывались, но глядя на мою кислую физиономию, настаивать не смели. Всегда приятно шить из красивой материи, зная, что обрезы достанутся тебе.

Чем темнее сумерки, тем сильнее моё волнение.

Воспоминания накрывают волнами, как берег океана – снова, и снова, и снова. Губы, руки, дыхание в полумраке, запах кожи… пьянящая спешка, грубое желание.

Нервно перебирая платья, беру из всех самое-самое закрытое.

И пожалуй, сегодня постою за решёточкой, на безопасном отдалении.

Не то, чего доброго – такими темпами, голодный узник меня быстренько из платья вытряхнет и на свою койку уложит. Даром, что цепями прикованный, а я колдунья.

Почему-то подозреваю, что дар телепортации меня может снова подвести в самый нужный момент – как тогда, под его губами.

А интересно, как он меня сегодня встретит? Снова будет язвить и подначивать, наверняка…

Прыжок.

Захватывает дух.

Темнота.

Сердце бешено бьётся в ожидании встречи…

И я вижу его – он лежит на койке ничком, не раздеваясь, уткнувшись лицом в подушку. Меня едва не сшибает с ног атмосферой безнадёжной тоски, которой пропитан сам воздух, кажется, вокруг него. Такое ни с чем не спутаешь – даже на кладбище веселей. Это как поговорить с человеком, ожидающим казни. И то там ещё больше надежды.

Из головы моментально вышибает все и всяческие благоразумные мысли. Я в сторонке постоять собиралась, кажется?.. Плевать.

Вновь прыжок. На этот раз – совсем короткий, и снова оказываюсь чуть ближе, чем планировала. Но инстинкты самосохранения опять отключаются, когда в дело вступает сострадание.

Сажусь рядом на краешек его постели.

Осторожно кладу руку на плечо.

Он дёргает им и мою руку сбрасывает.

- Уйди. Ты мне снишься. Я так и знал, что рано или поздно в этом проклятом месте у меня начнутся галлюцинации.

Тогда я осторожно касаюсь его волос. Несмело, едва притрагиваясь, глажу спутанные тёмные пряди.

- Нет. Я тебе не снюсь. И я правда-правда никуда не уйду.

15. 5.2

Я очень остро почувствовала миг, когда он вынырнул из полузабытья – и до него дошло, наконец, что я и впрямь рядом, наяву. От него перестали плыть волны отчаянной тоски и одинокой ярости. Вместо этого он собрался, как зверь, готовый к прыжку.

Убрала тут же руку.

Он медленно, очень медленно и осторожно приподнялся, повернулся на бок и, опершись на правый локоть, вперил в меня цепкий взгляд.

Жалеть и сострадать тут же перехотелось, когда увидела, как смотрит на мои губы.

- Ты и правда снова здесь? – по счастью, снова возвращается к глазам. Прищуривается испытующе.

- Правда. Вот такая дура, - добавляю зачем-то, смутившись.

- И не собираешься уходить? – уточняет Бастиан. А сам так же медленно садится на постели.