Не нужно это видеть посторонним. Да и Лере очередные косые взгляды ни к чему. Благодаря отношениям с Кирей, ее уже недолюбливает добрая часть женского населения.

— Пойдем, — уже тверже произношу я, направляясь к подъезду, надеясь по пути забрать и Леру.

— Ты знал? — слышится ее прерывающийся от рыданий голос.

На секонду оборачиваюсь к Кириллу, в попытке понять, конченный он все же долбаеб или нет, но тут Лера тихо шипит:

— Не смотри на него, он уже все сделал, что хотел, — и уже чуть более мягко, и даже отчаянно, добавляет: — ты и мой друг тоже.

Не без труда подавляю горькую ухмылку. Хороший у тебя друг, Лер, ревнующий тебя к собственному лучшему другу, которому, очевидно, ничего не помешало трахнуть другую. Снова.

Пора выходить из этого блядского треугольника.

— Я ничего не знал, мне позвонил Дима, — тот молча кивает, — и я приехал.

Лера слегка поджимает нижнюю губу и бегло осматривает нас, видимо, пытаясь понять, кому можно верить. Уже неплохо, значит, первую волну ее слез я пропустил.

— Лер, я… — слышу голос человека, которому следовало начать говорить еще задолго до моего приезда.

— Молчи, — снова истошный крик Леры, — не смей даже обращаться ко мне, — она судорожно обхватывает себя руками, сгибаясь будто от физической боли, и шепчет, срываясь на крик: — как ты мог, за что, я не понимаю, за что.

Чувствую, как меня уже самого начинает трясти, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Не знаю, чего мне хочется больше: просто схватить Леру и унести, лишь бы не слышать эту пронзительную боль в ее голосе; или врезать Киру за то, что нахуевертил. Приняв решение резко разворачиваюсь и подхожу к другу, тихо шипя:

— Что ты, блядь, наделал?

В ответ получаю лишь стеклянный, не до конца протрезвевший взгляд и молчание. Челюсти уже сводит судорогой, а тело потряхивает от еле контролируемого бешенства. Пытаясь не перейти миллиметровую грань, отделяющую мой кулак от окаменелой рожи Кира, я перевожу взгляд на Диму и не менее яростно произношу:

— Бери его и увози отсюда.

— Но…

— Без «но» блядь, живо разошлись.

Возражений больше не следует. Лишь краем глаза я замечаю взгляд друга. Он смотрит на меня с полсекунды, затем переводит внимание на Леру и, молча кивнув, направляется к машине. Повернувшись к Лере, вижу, как мелко трясутся ее голые плечи, тушь потекла, оставив разводы, а губы чуть подрагивают. На ходу снимаю с себя куртку и закидываю ей на плечи, не сильно сжимая и разворачивая Леру к темной двери подъезда. Лерка слегка сжимается в моих руках и, как котенок, доверчиво утыкается носом в мою грудь.

От подобного проявления нежности, по тело разливается приятное тепло. Сколько бы раз я не чувствовал ее прикосновения, каждый раз они вызывают почти щенячий восторг, провоцируя будоражащие кровь эмоции. Я тихо успокаиваю подругу, шепча в макушку всякий бред, лишь бы выбить из нее эту боль.

Лера молчит, изредка всхлипывая и стараясь побороть очередной приступ истерики.

3. Глава 2

Спустя час почти безуспешных попыток выудить из Леры хоть слово я, бросив это дело, молча разливаю чай в кружки. Кажется, это уже третья порция успокаивающего напитка. В очередной раз мельком посмотрев на Леру, отмечаю легкий румянец на ее щеках. Неплохо, всяко лучше, чем бледно-зеленое лицо с неестественно заостренными скулами, наблюдаемое мной в течение всего этого времени.

— Может тебе еще поесть? — без особой надежды спрашиваю я, и получаю в ответ лишь молчаливое качание головой. — Или каких-нибудь пилюль? — хотя она вроде успокоилась.

С трудом понимая, что еще сделать, я сажусь напротив, пододвигая к ней очередную порцию чая с ромашкой.