Одного стакана мне явно будет мало.

— Поставь на стол, минералка рядом стоит.

Выполнив указание, я замечаю сразу две бутылки спасительной жидкости и тут же выдуваю половину. Меня немного отпускает, но каждое движение головы по-прежнему сопровождается болью. Я поворачиваюсь в сторону Кира, уже сидящего на диване и смотрящего на меня непроницаемым взглядом.

— Что? — флегматично спрашиваю я, стараясь сесть.

— Пытаюсь понять, какого хрена, — звучит короткий ответ, и я, вспоминая последние события, насколько возможно, насмешливо произношу:

— До него мы как раз и не дошли, благодаря тебе, кстати.

Кир резко вскакивает с дивана и начинает мерить шагами комнату, отчего тошнота снова подступает к горлу, и я отворачиваюсь.

— Я думал, мы уже никогда не вернемся к этой теме, — звенящий голос друга отскакивает от стен, усиливая мою мигрень, — но у тебя очевидно другие планы, и мне очень интересно узнать, как долго это еще будет продолжаться.

В комнате повисает тишина и я перевожу отсутствующий взгляд на Кира.

— Что именно?

— Твои запои, — нетерпеливо цедит друг, — и я, и твоя сестра уже сто раз с тобой об этом говорили, и я думал, ты понял, что образ жизни пора менять.

— Какая прелесть, ты читаешь мне нотации о пьянках, — слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать.

Лицо Кирилла тут же меняется.

— Я сделаю вид, что этого не слышал, ­— замерев напротив меня, произносит он, — и да, Игорь, я буду читать тебе нотации, потому что мои загулы случаются раз в год, и то, такого больше не повторится, а ты неделями заливаешься всем, чем можно, насрав при этом на близких людей. Ты хоть подумал о своей сестре? — последние слова Кир буквально выкрикивает, отчего в ушах неприятно звенит, но это меркнет на фоне мигом вспыхнувшего раздражения.

— Не говори мне о Лене, — рявкаю я, — ей не надо этого знать.

— Да что ты? — прерывает меня Кир. — А кому надо? Тем бабам, которых ты трахаешь по углам? Или кому? — я неотрывно смотрю на беснующегося друга, давно я не видел его в таком состоянии, но ни раскаяния, ни стыда я не чувствую. — Я знаю тебя со своих шестнадцати и твои выкидоны видел на протяжении всех этих лет, но ты, черт возьми, нихрена не взрослеешь, наоборот, все только усугубляется.

— Но это же ты у нас стабильный, — в тон другу отвечаю я, — только я говна выжрал не меньше твоего.

— Я знаю, — выдыхает Кир, — ты многое сделал для меня, не говоря о том, что вытащил меня из того дерьма, в котором я рос, и я не хочу видеть, как ты гробишь себя, так что если не хочешь подумать о себе сам, значит, я подумаю.

— И каким же образом?

— Сдам тебя в клинику, если понадобится, — чеканит Кир и я понимаю, что он не шутит, — ты бы хоть, блядь, трубки брал иногда, чтобы я не врал твоей сестре, и Лера не изводилась каждый день.

От упоминания ее имени внутри все неприятно сводит, отдаваясь тупой болью, и я непроизвольно морщусь поворачиваясь. Еще и сестру опять приплел.

— Я думал, ты просто выпустишь пар недельку, ну две недели, но когда пошла третья и выяснилось, что на работе ты был всего лишь пару раз, а все знакомые видели тебя в жопу пьяным, то, наверное, пора было забить тревогу.

Кирилл говорит что-то еще, но я не вслушиваюсь, и так понятно, о чем он будет петь дальше, но отключиться от разговора мне не дает очередной вопрос:

— Ты вообще слушаешь?

— Нет, — выдаю я простой ответ, попутно отпивая воду из бутылки.

Я бы рад сказать другу больше, но внутри пустота, и даже неприятные ощущение от упоминания о Лере угасает буквально за секунду. Все эмоции как будто выжжены, и лишь самые яркие из них находят блеклый отголосок в груди.