Слёзы обжигают.
Неужели я виновна в том, что сын настолько несамостоятельный?
А ведь я практически положила его под нож…
Если бы не появился Тимур, а Ринат дал нам деньги на операцию…
В висках пульсирует.
Мне страшно думать, что было бы.
Следует поблагодарить Тимура за то, что вырвал из зоны комфорта в первую очередь меня.
- Сейчас вы должна попытаться изменить своё отношение к ребёнку. Тогда ему придётся учиться делать что-то самостоятельно, в том числе и говорить.
Киваю.
Пока Максим Викторович рассказывает что-то Мирону, я просто слушаю пульсацию крови в висках.
Тяжело принять правду.
Я до сих пор не верю собственным ушам, пытаюсь найти какие-то оправдания.
Зачем?
Нужно ведь радоваться.
Наверное, так действует шок.
Я даже не помню, как мы выходим из медицинского центра. Стоим рядом с крыльцом, и я просто стараюсь осознать правду.
Моему сыну не нужна операция.
Мирон может говорить, просто не хочет этого делать, как порой не желает идти сам и просится на ручки.
И во всём виновато моё желание оградить его от всех невзгод.
- Я говорил, что ты больше похожа на наседку, а ты не верила мне, - произносит Тимур ворчливым голосом, словно упрекает меня.
- А что если врач ошибся? Вдруг, это какой-то рефлекс? Что если Мирон не сможет заговорить нормально?
Я до сих пор боюсь.
После одного обмана, грубейшей врачебной ошибки, где помутнение снимка приняли за повреждение мозга ребёнка, я не знаю, смогу ли верить врачам дальше. Конечно, сама я ничего не добьюсь, и в этом центре для Мирона сделали куда больше, чем где-то ещё, но всё-таки…
- Эля, это лучшая столичная клиника. Я более чем уверен, что ошибки исключены. Знаешь, как много людей мечтает попасть на приём к Максиму Викторовичу в дни благотворительности, когда он принимает в бесплатной поликлинике? А он принимает, потому что старается сделать больше добра, помочь большему количеству детей. Ты должна радоваться, что ребёнку не нужна операция, а ты сейчас пытаешься найти подвох во всей этой ситуации. Я не понимаю – ты рада? Или тебе проще было получить подтверждение диагноза и провести операцию, которая не помогла бы?
- Да, рада. Я, безусловно, рада. – Вздрагиваю и смотрю по сторонам. – Где Мирон? – испуганно бормочу себе под нос.
Сын как маленький медвежонок бежит к котёнку, сидящему на парковке.
Я хочу рвануть следом за ним, но вижу, как одна из машин, до этого безобидно стоящая на своём месте, заводится, резко выворачивает и летит на моего сына.
Ноги подкашиваются.
В ушах противно свистит.
За мгновение понимаю, что я не успею ничего сделать.
Даже если рванусь за сыном, то не успею помочь ему.
- Мир… – кричу я, но мне на рот ложится тяжёлая мужская рука.
Свист тормозов врезается в сознание, а я жмурюсь и пытаюсь закричать, но кто-то не позволяет мне сделать это, плотно прижимая ладонь к моему рту.
Удар…
Болезненный удар разрывает сердце на части.
Водитель сбил кого-то.
Произошло плохое.
Мне страшно открыть глаза и увидеть на месте пострадавшего своего сына.
А кого ещё?