Мотнув головой, чтобы избавиться от мыслей, которые сейчас точно никак не помогут мне, я приближаюсь к сыну и беру его за руку.

- Мирошка, пойдём в кабинет дяди, он тебя осмотрит, - говорю, а сын дёргается и насупливается.

Не понравилось, что оторвала его от разглядывания рыбок?

Максим Викторович, невысокий полноватый мужчина с забавно торчащими в разные стороны волосами цвета молочного шоколада и с большими очками на носу, достаёт из кармана немного сухого корма и протягивает Мирону.

- Открой ладошку. Вот так, да. Молодец.

Он высыпает корм в ладонь Мирона и кивает на аквариум.

- Вообще, это не приветствуется, но я порой подкармливаю их. Ты тоже можешь сделать это.

Глаза сына блестят. Он радостно улыбается, подходит ближе, но дотянуться не может. На помощь тут же поспевает Тимур. Мужчина приподнимает Мирона, взяв за подмышки, и сын забрасывает корм в аквариум. Тимур опускает ребёнка на ноги и возвращается в кресло, а Максим Викторович внимательно следит за поведением Мирошки.

- Нравится?

Мирон недоумённо смотрит на врача, а я спешу сообщить, почему он не сможет ответить.

- Мирон немой, - выдавливаю из себя сквозь боль.

- Я знаком с проблемой мальчика и вопрос задавал не вам, а ему, простите.

Поджимаю губы, стараясь не выходить из себя. В конце концов, он ведь не специально пытается поиздеваться над Мироном. Может, это действительно нужно для чего-то?

- Хочешь ещё дам немного корма для них?

Мирон внимательно смотрит на врача.

- Ответь мне, уверен, что ты можешь.

Сердце заходится. Мне хочется сказать, что этот Максим Викторович перегибает, издеваясь над малышом. На глаза наворачиваются слёзы, и они текут по щекам, едва Мирон выкрикивает:

- Т-а-а!

Меня всю трясёт. Едва удерживаюсь на ногах и обмякаю, когда Тимур подхватывает под руку. Мужчина помогает мне войти в кабинет Максима Викторовича и присесть на диванчик. Всё тело в это мгновение больше напоминает мягкую вату. Липкий пот ползёт по спине.

- Но как?

Не могу поверить, что мой сын не немой.

- Почему он не говорил раньше? Почему врачи не увидели этого сразу? Как такое может быть, вообще?

Глаза застилают слёзы. Тимур сидит рядом со мной, и только в это мгновение понимаю, что он приобнимает меня за плечи.

Не отталкиваю мужчину от себя, хоть и не знаю, закончится ли это чем-то хорошим. Сейчас пока не могу ни о чём думать.

- Понимаете, у вашего сына есть диагноз, но не тот, что вам поставили. Утром мне удалось поговорить с его педиатром. У Мирона многие навыки развиваются медленнее, чем у других детей, однако аутизма у него не наблюдается. МРТ дало хорошие показания, никаких мутаций и повреждений мозга у ребёнка нет. Мирон развивается, не совсем соответствуя своему возрасту. Ваш сын ленится делать какие-то шаги. Конечно, если я скажу медицинские термины, то вы не поймёте, поэтому попробую объяснить простым языком. Вам поставили диагноз алалия, но его нет у ребёнка. Его мозг не повреждён, но наблюдаются некоторые психологические расстройства, связанные с гиперопекой.

Вздрагиваю.

А ведь Тимур говорил мне, но я не желала прислушиваться к нему.

Не заплатил ли он врачами, чтобы…

Нет!

Как он мог заставить Мирошку говорить?

Вспоминаю звучание его голоса, и меня снова трясёт, как безумную.

- Ваш сын ведь издавал какие-то звуки до года, верно?

Я уверенно киваю.

- Но потом врачи сказали, что повреждения мозга увеличились, что они повлияли на речь моего мальчика.

- Не они, ведь повреждений нет. Как я уже сказал вам, так сказалась гиперопека. Такое бывает, но крайне редко. Детей вроде Мирона слишком мало. Ребёнку комфортно, и он не видит смысла учиться чему-то. Сейчас вам важно будет вывести своего сына из этой зоны комфорта. Нам придётся провести большую работу, но операция не потребуется.