Раньше я только слышала фразу «внутри все оборвалось», а теперь прочувствовала каково это, когда от страха сводит кишки.

— Не обращайте внимания, у нас тут небольшой беспорядок, — старательно улыбаюсь, всеми силами изображая гостеприимство.

— Я заметила, — женщина неспешно раздевается, при этом наметанным взглядом скользит по сторонам, подмечая детали, — я могу пройти посмотреть?

— Да, конечно, — беру Марину на руки, и она тут же обнимает меня за шею.

— Вы пили? — внезапно спрашивает инспектор, принюхиваясь ко мне.

— Нет! Вы что?! Я просто палец порезала! Пришлось обрабатывать спиртом.

— Да? — она с сомнением рассматривает мою пунцовую физиономию, потом медленно кивает, — покажите комнату ребенка.

Это были самые страшные полчаса в моей жизни. Представитель органов опеки прошлась по всему дому. Мне пришлось подробно рассказывать о том, что за барахло в коридоре, почему в квартире воняет и откуда взялось битое стекло. Она с особой тщательностью осматривает комнату Марины. К счастью, там у меня полный порядок. Постелька свеженькая, игрушек много, одежда вся чистая и на местах.

После детской инспекторша заметно подобрела. Она долго разговаривала с Маришкой, которая, наконец, успокоилась и перестала плакать, с интересом наблюдая за незнакомой тетенькой. Дочка не подвела. Болтала без умолку, рассказывала и про сад, и про то, как мы с ней ходили в парк и в гости, и про то, как елку собирались наряжать, но она случайно ее уронила. Правда, разболтала и том, что я всегда поздно забираю ее из сада, и совсем сникла, когда прозвучал вопрос про отца.

— Нет у нас папы, — хмуро отвечаю я, обнимая дочь, — и никогда не было. Сами прекрасно справляемся.

Она делает еще одну пометку в бумагах и закрывает папку:

— В принципе, я удовлетворена результатами осмотра. Несмотря на некий беспорядок, жилищно-бытовые условия девочки соответствуют всем требованиям. Ее эмоциональное и физическое развитие в норме, финансовых проблем в семье нет. Я приду к вам через месяц, чтобы еще раз все проверить. Если все будет нормально — сниму с учета.

— Кто хоть вызвал-то вас? — в сердцах спрашиваю я.

— Неравнодушные люди, — коротко ответила она, подразумевая, что дальнейшие вопросы неуместны.

Когда дверь за ней закрывается, я не знаю, что делать. То ли реветь от страха, то ли смеяться от облегчения. Меня трясет так, что не могу удержать в руках телефон.

Кого благодарить за такой стресс и проверку? Ольгу Алексеевну? Вряд ли. Я ее, конечно достала своими опозданиями, но не настолько же. Соседей? С чего бы это? У нас дома всегда тихо, не шумим, Маришка с самого детства на виду, со всеми здоровается.

Кому потребовалось натравливать на меня опеку?

***

— Ты представляешь, Лана! Опека! Я чуть не поседела, когда эта тетка к нам пришла.

— Чего волноваться-то? У тебя всегда чистота, порядок. Маришка у тебя умненькая не по годам. Сытая, одетая, залюбленная — это видно сразу.

— Именно сегодня у меня дома был погром, дочь орала, а я предстала перед инспектором растрепанная, вонючая и в крови — как заправский бомж. А вдобавок от меня несло спиртом, — я коротко рассказала подруге, при каких обстоятельствах произошла встреча, — представляешь, все одно к одному.

— Ну, ничего. Справилась. Встряхнулась.

— Я бы с удовольствием встряхнула ту сволочь, которая натравила на меня службу. Знать бы еще кто это.

— Жень, не тупи! Это твой новый начальничек отыгрывается. Тот самый, перед которым ты ноги отказалась раздвигать.

— Константин Олегович? Седов?

— Херов! — передразнивает она. — Конечно, он. Кто же еще.