— Идиотка! — зарычал он, надвигаясь на меня. Шмыгая носом и стирая рукавом остатки крови на лице, Петров припечатал меня к двери, ударяя головой об нее. Опять.

— Ай! — вскрикнула я, зажмуривая глаза. — Лев… Лёва, остановись, — рука мужчины вдруг ослабила хватку, и он отступил от меня. Глаза полны ужаса.

— Кира, — сломленный тон пронзил меня, когда он позвал по имени. — Прости… черт возьми! — схватившись за голову, он начал ходить туда-сюда и бормотать под нос извинения вперемешку со злостью, которую испытывал к себе. Я стояла, как вкопанная, чтобы не привлекать его внимания. Затем Петров резко остановился и прямо передо мной упал на оба колена и прижался ко мне, продолжая шептать извинения. — Я такой идиот. Прости меня, Кира, пожалуйста. Я совсем ослеп от ревности, — подняв голову, он посмотрел на меня. Обнимая за талию, Лев целовал мой живот сквозь ткань блузки, а я продолжала стоять и не двигаться.

Меня словно парализовал выпад Петрова. Я видела в нем того Лёву, которого ночами целовала и практически впустила в свое сердце. Хотела впустить, но оно сопротивлялось, потому что в нем место только для одного мужчины – Глеба, укравшего у меня настоящие чувства любви. Поднявшись, Лев притянул меня в свои объятия и стал покрывать поцелуями: виски, лоб, мои плечи и руки. Таким образом он просил прощения, замаливал свой порыв гнева, свою ярость, которым дал волю и показал себя настоящего.

— Кира, этого не повторится больше никогда. Я даю слово, — сказал, как отрезал, но отчего-то я не верила его словам, но кивнула, глядя прямо в глаза Петрову. Пелена ярости все еще присутствовала, но Лев умело маскировал свое лицо. — Мы поженимся, — продолжил он. — Завтра. Я все подготовлю.

— Лев, я…, — очнувшись от внезапности, я отпрянула от него, — нет! Нет, Лев. Никакой свадьбы не будет, о чем ты?! — нахмурилась я, продолжая прикрываться пиджаком. Петров был немногословен, но его внутренний порыв и бунт – все, как на ладони, и глаза выдали с головой.

— Будет, Кира. Я все сказал, — вновь вернулся тот Лев, которого я практически не знала. — Это условие, если ты не хочешь потерять все, чем так дорожишь. Например, своей бабушкой.

— Что?! — с ужасом закричала я, кинувшись с кулаками на него. — Не смей ее трогать!

Петров схватил меня за оба запястья и встряхнул. Мы сразились взглядами, и теперь я точно его ненавидела. Даже больше, чем Глеба – на Стацкого я была зла, что о многом молчал и поступил так опрометчиво по отношению к нашим чувствам.

— А то, что, Кира? — нахально вздернув идеально густую черную бровь, Петров ухмыльнулся. Его тон вселял страх в мою душу за самого родного мне человека. — Мы женимся завтра. Моя мать все устроила. И, кстати, твоя тоже в восторге, что ее младшенькая, наконец, пришла в себя и сделала правильный выбор.

— Ты пожалеешь об этом. Я никогда не полюблю тебя. Никогда, — угроза прозвучала по-детски, но оперировать другим было нечем. Лев снова оскалился, почувствовав, как я сдавалась.

— И тем не менее, ты отвечала мне на поцелуй, дорогая, — бросил он, когда я вырвалась из его тисков. — Приведи себя в порядок. Через двадцать минут у нас собрание в конференцзале. Кстати, — Лев отворил дверь, за которой собралась толпа и с тревожными взглядами пожирала мой кабинет. Каждый сотрудник, работающий на этом этаже, знал, каким был Петров. Он не жалел никого, беспощадный в бизнесе, и мог запросто уволить лишь за то, что человек чем-то его задел. Ох, Кира, во что же тебе угораздило вляпаться… я мысленно негодовала, потому что пока еще не придумала план побега. — Стацкий знает, что завтра ты навсегда станешь моей. Кира, помни, что стоит на кону: благополучие твоей бабушки и контракт, который ты подписала, когда пришла ко мне на работу. В любом случае, у тебя нет шанса сбежать от меня, дорогая моя Кира. — Петров ухмыльнулся, а потом опять подошел ко мне и против моего желания у всех на виду разыграл комедию, целуя меня в макушку.