Паркуюсь прямо у парадной огромного особняка. Что династия Даниловых весьма обеспеченная, я знал, но даже меня удалось удивить масштабами пафоса.

На мраморной лестнице меня встречает сам хозяин этого величества. Стоит он, немного покачиваясь на ветру как та берёзка, и выглядит не очень адекватно.

— Садись, — опускаю стекло.

— Ты не поднимешься?

— Нет.

Потряхивая ветвями то ли от холода то ли от страха, берёзка бредёт в мою сторону. Садится на пассажирское сиденье.

О-о-о, да тут ночь явно не закончилась на моём казино. Вид у нашей берёзки такой покошенный, что неудивительно, что жена сбежала.

— Ну, что скажите в своё оправдание, Дмитрий Григорьевич? — начинаю я.

— Я спал, Рус. Ночь тяжёлой была, телефон с утра не слышал.

— То, что ночь у тебя тяжёлой была, я уже вижу. Димон, я тебе, кажется, уже говорил, чтобы я больше тебя в казино не видел, пока ты старые долги не закроешь? Может, я не так выразился или ты меня не так понял?

— Я с наличкой был. Я не в долг.

— А какое мне дело? Вместо того, чтобы отдавать долги, ты продолжаешь проигрывать деньги и увеличивать свои счета.

— Так я хотел выиграть… выиграть и отдать. Должно же мне уже повести?

— Выиграть деньги у моего казино, чтобы отдать их мне? Дим, я до сих пор не давал распоряжение тебя не пускать только по одной причине: ты же пойдешь в другое и насобираешь там новые счета, увеличив число своих кредиторов. А мне конкуренты на твоё наследство ни к чему.

— Рус…лан, — подрагивает он губами, — я тебе уже говорил, что у меня временные проблемы. Ч-через месяц наследство отца получу и сразу все долги раздам. И те, что есть, и те, что ещё насобираю.

— Ничего ты больше не насобираешь, Дима. Меня как твоего основного кредитора такой расклад не устраивает. До первого мая я жду, как договаривались, но чтобы больше твоей ноги ни в каких казино, ни в каких букмекерских не было. Считай, это последнее и не китайское предупреждение. Нарушишь — разговоров больше не будет.

Берёзка заметно погрустнела. Глаза, застеленные пеленой тумана неясного происхождения, вниз опустила. Хотя вру, о происхождении тумана мне уже всё ясно.

— Ты лишаешь меня самого дорогого, Рус. Азарт — это вся моя жизнь.

— Нет, Дим. Я тебе делаю дружеское одолжение. Твоё дело — твоя жизнь, благотворительный фонд — наследие твоё, красавица жена, детишек бы ей уже заделал. А ты посмотри на себя, в кого ты превратился? Наркоман обдолбанный, врач ещё называется. Неудивительно, что она сбежала как ошпаренная. Кстати, твой долг вырос на мою дверь, в курсе?

— Да, охрана доложила уже. Естественно, прибавь, сколько считаешь нужным, с моральным ущербом.

— С моральным ущербом, Димон, слишком дорого выйдет. Боюсь тебя разорить.

— Я могу как-то загладить?

На секунду мелькают пошлые мысли в отношении его жены. Буэ, Руслан, как тебе такое только в голову могло прийти?

— Можешь, — говорю. — Возьми себя в руки и начни отдавать долги до первого. Всё. Проваливай, а то в салоне смердит уже.

Берёзка не дыша спешно покидает лесопилку. Выдохнет, наверное, уже только дома. Сегодня его пронесло. Я сама доброта. Интересно, с чего это?

Неужто дама, сшибающая автомобильные двери, с панталыку сбила? Или вид его, больно болезный, жалость вызывает? Да, Дима стал невыносимо жалок. Смерть отца на нём сказалась очень сильно. Задорный был мажорчик, во всякие авантюры порой лез, но хваткий был и всегда на коне. А теперь смотреть на него тошно, не то, что прикасаться.

Ладно, поехал я отсюда, у меня ещё куча дел. Мне великое наследство ждать не приходится, надо своё зарабатывать.