Безумие, но в тот момент захотелось, чтобы принадлежала. Чтобы Дима засос увидел и больше к ней не прикасался. Чтобы не осталась она его женой после того, как я её трахал.

Дурь, однозначно. Глупая бессмысленная дурь.

12. Глава 12

Карина

Вот чёрт.

В окнах темно, надеюсь, он хотя бы спит.

Перевожу дыхание на пороге, три раза поправляю причёску и вхожу.

В холле загорается тусклый свет, реагирующий на движение. Сейчас быстро прошмыгнуть в спальню и никого не встретить. В одну из гостевых спален, естественно, не в супружескую.

— А я уж думал тебя не дождусь сегодня, — слышу голос за спиной, останавливающий меня у лестницы.

Оборачиваюсь.

Он сидит на небольшом диванчике, где днём обычно сидит охрана, и почти сливается с окружающий обстановкой. Не пронесло.

— Пойдём, дорогая, выпьешь со мной, — он встаёт с дивана и направляется в мою сторону. — Нам надо кое-что обсудить.

— Я иду спать, завтра поговорим, — начинаю подниматься по лестнице.

Он хватает меня за руку и резко дёргает назад, так что я чуть не падаю.

— Завтра будет уже поздно. Для тебя.

— Пусти! Не трогай меня! — кричу.

Но он силком затаскивает меня на кухню и швыряет на стул. Хорошо, успеваю сбросить в гостиной пиджак с оторванной пуговицей.

— Сиди смирно, — рявкает и достаёт из бара бутылку виски и два бокала.

— Я не буду пить, — говорю.

— Да, ладно? А мне кажется, ты сегодня уже пила?

— А с тобой не буду.

Решительно приподнимаюсь со стула, но он тут же толкает меня обратно.

— Сядь, я сказал. Будешь.

Господи, надеюсь, он не под наркотиками? А где Леонид? Другая охрана против него слова не скажет, ещё свяжут меня, если он прикажет. Леонид единственный, кто мог бы встать на мою защиту, и Дима, судя по всему, его отпустил. Что-то мне становится страшно.

Он разливает виски по бокалам и протягивает мне один.

— Пей, — приказывает.

Я пригубляю бокал, чтобы его не злить. Язык обжигает капля сорокаградусного виски, не разбавленного даже льдом. И ведь он знает, что я вообще не могу пить чистые крепкие напитки.

— Значит, ты подала на развод? — начинает.

— Отрадно, что ты заметил.

— Да, мне пришло уведомление на госулугах. Я его не подтвердил.

— Почему же? Мне показалось у тебя достаточно женщин и без меня.

— Я не хочу с тобой разводиться, — он одним глотком опустошает свой бокал. — Ты мне нравишься. В роли послушной домашней собачонки, разумеется, а не как сегодня. Но ничего, мы это поправим. Будешь носить мне тапочки в постель и зализывать прощение за своё плохое поведение.

Сглатываю. Никогда раньше он таким не был. По крайней мере, в открытую.

— Что ты несёшь, ублюдок? Какие тапочки? Я завтра же соберу свои вещи и перееду к маме. А если ты меня ещё раз тронешь, я позову охрану и вызову полицию.

— Сиди смирно, и я тебя не трону, — он подливает себе в бокал ещё виски. — И ты не вызовешь охрану, потому что она подчиняется мне, не позвонишь в полицию, потому что для этого нет повода, и даже не переедешь к маме, потому что я этого не хочу. Ну и, конечно же, никакого развода не будет по той же причине.

— Какая поразительная самоуверенность. Вот только совершенно беспочвенная. Мне плевать чего ты хочешь, я больше тебя не люблю и я всё равно с тобой разведусь. С твоим согласием или без. Ты не твоя подруга Маргарита — липовую справку о беременности не принесёшь.[1]

— Зря ты напоминаешь мне о Маргарите. Я от этого становлюсь менее добрым, что тебе не на руку.

— Что, не дала-таки?

— Лучше заткнись, тварь, и слушай меня, — он выпивает залпом ещё один стакан. — Ты будешь делать то, что я прикажу, тогда, когда я прикажу, и так, как я прикажу. Поняла?