— Проклятые небеса! — сжимает края ванны, вонзая в мрамор пальцы.

Встреча с ней — это наказание. И как так вышло что она оказалась моей истинной. Нет, это не наказание, это насмешка, жестокая и несправедливая.

Острые, как шипы, воспоминания вонзаются в плоть. Те счастливые моменты, когда мы были вместе, гуляли по цветущему саду. Переплетая свои пальцы с её, я ловил каждую её улыбку и взгляд, наполняющий сердце, чем-то особенным, сладким дурманящим, что голову сносило, её взгляд, который задержался в моей памяти навечно.

И сейчас она с кем-то ещё, кто держит её за руку, а она смущённо опускает взгляд. Кажется, она не сильно страдала от потери метки и быстро нашла утешение в другом.

Я ненавидел себя, что вообще заметил её среди других, будто никого больше на площади не было, ненавидел за собственную злость и желание приблизиться, схватить, унести как можно дальше и присвоить себе. Ненавидел себя за необузданное желание, которое она вызывала одним лишь своим взглядом. Ненавидел свою одержимость ею, которая раскаленным железом текла по венам.

Я знал, что выжигая метку и руша всё самое дорогое Эшли, причиняет ей боль, и хотел этого, хотел, чтобы ей было больно, точно так же, как и мне.

Она позволяла так легко коснуться себя этому псу, а мне запрещала. Как и запрещала так разговаривать с ней в тронном зале, позволяя себе такую небрежность и холодность ко мне, которую не позволяет ни одна драконица, будто я ничего не значу для неё, смотрела на меня так стеклянно, будто она забыла о минутах, проведённых вместе. И только под конец назвала меня по имени.

Моё имя в её устах прозвучало, как сожаление. Странно…Я задумываюсь на миг, вспоминая все подробности.

— Не верю. Не верю ни одному твоему взгляду, ни одному твоему слову, Эшли.

К черту! Она не достойна того, чтобы думать о ней.

Отец решил испытать меня на прочность, пригласить её во дворец, что ж, это плохая затея. Я не железный, как и мой дракон. Быть с той, которая отдала себя другому. Лучше разобьюсь о скалы, чем позволю ей приблизиться. Вода всё же немного расслабила, забрав часть напряжения, и стала, кажется, ещё горячее.

Слух уловил звук открывающейся двери и знакомые шаги. В покои могло войти только несколько человек — император, матушка и слуга. И я не пошевелился, зная, кто сейчас заходит в ванную.

— Ваше высочество, прошу прощения, его величество приглашает вас к себе.

Утомлённо прикрываю веки. Отец вымотал все нервы, теперь не оставит меня так просто в покое.

12. 12

Встав из ванны, оделся, но только хотел выйти, как в голове резко потемнело, а внезапная пронизывающая боль в груди оглушила, разливаясь по всему затылку раскаленным свинцом.

Успел уцепиться за край стола, чтобы не рухнуть на пол.

— Ваше высочество! — поспешил Гордон.

Утонул в болезненных ощущениях, сердце застучало надрывно и быстро, так что всё тело проняло дрожью.

— Ваше высочество, я позову лекаря, — отступил Гордон, но я задержал.

— Нет, — сжал край стола с силой, тот едва не треснул.

Где-то внутри мелькнула скверная мысль. Я знал о последствиях, но также знал, что имеет право уничтожить метку, если истинная не верна мне.

И сейчас что же со мной? Почему? Она же изменница!

Со злостью дышу через нос, чёрные точки мелькают перед глазами, и снова чёрная, как смола, пелена затмевает голову.

“Нет, — мотнул головой, — это что-то другое, пройдёт”. Просто немного перенапрягся. Эшли изменила мне, я видел своими глазами.

Поднявшийся из глубины гнев придал сил.

— Проклятье! — выругался, зажмурившись снова от колющей боли в груди.