- Ладно, ещё посиди помаринуйся, Ир. Я не тороплюсь. Мне сына забирать из сада не надо. Как, говоришь, мальчонка-то зовут?

Не твоего ума дело…

- И уносят меня, и уносят меня в звенящую снежную даль…

- Ладно, подождём. – Егор обошёл стол, уселся на стул, взял телефон и начал листать видеоролики. Его лицо зловеще подсвечивалось экраном, и к дополнению к этому образу он то и дело ржал как все те трое коней вместе взятые. Особенно заливисто над теми видео, в которых плакали дети. Больной на всю голову…

Конечно, я понимала, что это очередное давление с его стороны, но на этот раз оно было более действенным. В каждом плачущем ребёнке я слышала своего сына. И за это я ненавидела веселящегося следователя до самых корней синтетических волос валявшегося на полу парика.

А ведь когда-то подобные эмоции я испытывала лишь к отцу Богдана. Участие этого мужчины в моей жизни можно было описать в трёх действиях – сунул, вынул и пошёл. Хотя, нет, пожалуй, в четырёх: добился и потом уже всё вышеперечисленное. В последний раз я разговаривала с этим уродом на третьем курсе в университетской столовке, когда «обрадовала» его предстоящим отцовством. В букете запахов задеревеневших пирожков с капустой, с картошкой и с яйцом и закончилась история моей первой любви.

Наверное, донор семенной жидкости выдохнул с облегчением, когда я ушла в академ, потом ещё раз, когда ушла во второй… В конце концов пришлось признать очевидное – грызть гранит науки, пока сын дудонит титьку, у меня просто не получилось…

Я приспособилась к роли двадцатилетней матери-одиночки. Так же как сейчас начала адаптироваться к детскому плачу.

Поймала направленный на себя взгляд.

- И уносят меня и уносят…

Плачущие дети сменились орущими котами. Да Боже ж ты мой…

- Егор Дмитриевич, а включите сразу Бузову… - Не успела я договорить, как открылась дверь в кабинет. Вошёл уже отметившийся здесь ранее Степан Юрьевич. Почиркал переключателем.

- Лампочки опять накрылись? – спросил он очевидное, проходя в кабинет. – Держи, Егор Дмитриевич, тебе тут передали. Кстати, к девчонкам потом зайди, ага. Советую захватить что-нибудь посерьёзнее конфет.

Неужели и правда что-то нашли в той кладбищенской земле? Вымирающих рачков? Какую-нибудь доисторическую комариную куколку палеозойской эры? Наркотики, не дай Бог?...

- Есть что? – Егор озвучил горевший на моих губах вопрос.

- Сам посмотри, - уклончиво ответил Степан Юрьевич. Потом повернулся ко мне и… Что это сейчас было? Он мне подмигнул? Или это всё-таки была игра света?

Мамочки…

- Егор Дмитрич, а можно вслух? Или дайте, я сама прочитаю.

- Сядьте, гражданочка, - впервые за весь сегодняшний день он обратился ко мне на ВЫ.

Егор взял первый лист, бегло пробежался по нему глазом.

- Серьёзно? Степан Юрьич, ты уверен, что правильные документы принёс?

- А то, Егор Дмитрич. Настолько уверен, что пойду, пожалуй, приму успокоительного. К девчонкам не забудь зайти, они тебя очень желали видеть.

Это ведь хорошо? Или плохо? Боже, пусть будет хорошо для меня, и плохо для него…

Степан Юрьевич посвистывая вышел из кабинета, я же, затаив дыхание, ждала пока следователь подробно изучит все четыре листа машинописного текста с таблицами, направив на них лампу.

Ожидание было хуже всего. Я поймала себя на том, что уже потеряла контакт со стулом, зависнув над ним сантиметрах в двадцати, теребя рябиновые бусы.

Наконец, Егор отложил бумаги на стол. Побарабанил по ним пальцами, будто что-то обдумывая.

Очередную статью мне шьёт, не иначе…

- Во сколько сына из сада надо забрать? – От неожиданности я даже шлёпнулась обратно на заскрипевший стул.