— А что случилось, Аня? — Голос Купцова как будто доносился откуда-то издалека. Или из ее подсознания.
Она наконец посмотрела на него, губы задрожали:
— Я зачем-то решила сделать маску. Из глины. Какого черта я вообще ее купила?
На лбу Купцова прорезалась морщинка недоумения.
— Какое отношение имеет маска к смерти вашего отца?
— Если бы я не стала делать маску, возможно, папа сейчас был бы жив. Он тогда приехал с работы и, как всегда, позвонил в домофон. Обычно ему открываю я, но в этот раз руки у меня были в глине, и трубку сняла мама. Родители стали перешучиваться. Папа сказал, что он ходит по квартирам и агитирует всех вступать в секту. Мама пообещала, что вступит куда угодно за пирожное. Отец понял намек и решил сбегать за эклерами в магазин через дорогу. И прямо на пешеходном переходе его сбил какой-то двадцатилетний мажор на внедорожнике. Какой-то избалованный мальчишка, сын депутата.
Она закрыла глаза, чтобы подкопить сил на продолжение рассказа. Купцов не торопил ее. И это было правильно: если бы он хоть что-то спросил, она не смогла бы произнести ни слова.
— Когда мама узнала, что папа погиб, у нее случился инсульт. — Аня ощутила, как к горлу подкатывает ком, сделала пару глубоких вдохов. — Я тогда работала в школе. Мне нравилась моя работа, но зарплату платили смешную. Можно сказать, я сидела на шее у родителей. Они были не против, нет. Папа всегда говорил, что я должна делать только то, что мне нравится, а деньги придут со временем. Само собой, после того, что случилось с мамой, мне пришлось уйти из школы. Нужны были деньги на сиделку. Днем за мамой смотрела она, а вечером и ночью я. Мне было нетяжело: я до последнего верила, что мама поправится.
Аня заплакала. Купцов не издал ни звука, просто осторожно вложил в ее руку бумажный платок. Тот пах ромашкой, совсем как мамин любимый крем для рук.
Чтобы успокоиться, Ане понадобилось несколько минут. Высморкавшись, она продолжила:
— Мамино состояние медленно, но улучшалось. Она начала меня узнавать. К ней потихоньку стали возвращаться речь и подвижность. Знаете, говорят, надо верить в хорошее, но, по-моему, из-за этого намного больней, — Аня сжала бумажный платок так, что пальцы побелели. — Во стократ больней!
Купцов легонько кивнул.
— Четыре месяца назад у мамы случился второй инсульт. — Слезы вновь блеснули на Аниных ресницах. — Ее не стало. Это похоже на насмешку: мне дали надежду и тут же воткнули в спину нож. Я не знаю, как жить дальше. Как заставить себя делать что-то. Нет, я, конечно, хожу на работу, за покупками, но все это через силу. И каждый новый день дается сложней предыдущего.
Аня замолчала. Прошла минута, но Купцов по-прежнему не проронил ни слова.
— Ну и что скажете? — Аня снова ощутила раздражение. — Мне нужно простить того малолетнего козла, что убил папу? Нарисовать свои чувства и сжечь рисунок? Или поиграем в ассоциации?
Купцов отложил записную книжку, подался вперед.
— Боль после потери близкого человека длится не меньше года, — тихо сказал он. — Ваши чувства совершенно естественны, просто важно не замыкаться в себе. Важно чаще видеться с друзьями и родственниками, делиться с ними своими переживаниями.
Аня грустно усмехнулась.
— Я же сказала вам: у меня совсем никого не осталось. Ни родственников, ни друзей. Мама была сиротой, выросла в детском доме. Папины родители и тетя умерли, когда я еще училась в пединституте. А отношения с подругами сошли на нет, когда заболела мама. У меня тогда не было времени и сил на дружеское общение. А сейчас подруги обзавелись детьми и кажутся мне совсем чужими.