— Значит, Алфирея хочет меня уничтожить, чтобы врата не открылись?

— Она одержима миром живых. Мой ребенок жаждет власти. Должность, которую я приготовил для нее за пеленой, ей не по нраву. Как и любая женщина, она капризна, хочет всего и сразу, жаждет слепого повиновения и безраздельного правления. Что у нее в голове – не представляю! Полагаю, она прячется где-то в мире живых. Если найдешь ее, обещаю выполнить любое твое желание.

— Любое?

Владыка изменился в лице и ответил с предельной серьезностью.

— Любое. Слово владыки.

— Договорились. Спасибо за информацию.

— Но если еще раз сдохнешь, чтобы допросить меня, я…

— Ты? — уточнил вкрадчиво.

— Да пошел ты, дракон! Обратно в свое тело.

Владыка прикрыл глаза и начал заклинание переноса, но споткнулся и приподнял бровь.

— Что она делает?

Повелитель выдохнул из ноздрей клуб черного дыма, в рваных очертаниях которого появился мир живых. Бриана нещадно колотила мое мертвое тело. Я понимал, что она от меня не в восторге, но, чтобы настолько? Совсем что ли совести нет?

— Она глумится над твоим трупом? Нет, подожди… она некромант?

— Скорее, некрофил, - я заломил бровь, наблюдая за отчаянными попытками меня воскресить. Даже интересно, насколько ее хватит. Расстроилась что ли?

Девчонка делилась со мной дыханием и пыталась запустить мое сердце. Смешная. Не знает, что я бессмертен. Ведь я, сын владыки драконов, а у нас со смертью свои договоренности.

— Слушай, а ведь это Бриана Дероуз, — заметил владыка. — Автограф мне принеси.

— Ты стебешься?

Владыка нахмурился.

— Далась вам всем эта порно актриса.

— Договоришься, дракон! Как пить дать, до бессмертия договоришься! Все, вали давай, нечего заставлять женщину волноваться. И смотри у меня, хоть пальцем ее тронешь… Ну, ты сам знаешь.

Протекция Владыки смерти у человеческой девчонки? Да кто она, блин, такая? Какая-то жалкая, никчемная человечка, хрупкая, как березка. Да я переломлю ее вздохом, а проблем огребу на миллион жизней вперед. И оборотням она нужна, и свартам нужна, и Владыка смерти не прочь с ней познакомиться. Что в ней такого?

Я наблюдал, как Бриана касается губами моих губ и хнычет. Да, она красива, но я видал девушек и посимпатичней. Остра на язык, не унывает, не тушуется перед трудностями. Не боится меня и не волочится за мной — это цепляет больше всего.

Щелчок и моя душа вернулась в тело. Первые несколько секунд непривычно. За пеленой ощущаешь себя иначе, не чувствуешь вес вещей, но воздух, кажется, тяжелым, давит на тебя со всех сторон. В мире живых иначе. Вещи тяжелые, а существование до бескрайности легкое. В мире мертвых, ты не испытываешь эмоций, по привычке пытаешься их продуцировать, но они не откликаются в душе. Тело не чувствует ни боли, ни радости, если того не захочет владыка. Здесь по-другому. И прикосновение мягких губ отзывается приятной тяжестью в паху и теплом в груди. Таким, словно на меня взгромоздился мягкий котенок, свернулся калачиком и мурлычет, подлая сволочь. На меня! Грозного, мать его, дракона. Маленький неразумный хрупкий котенок.

Еле удержался, чтобы не захватить губы Брианы своими. Подмять бы ее под себя, придавить своим телом к земле и показать, кто тут главный. Наказать по-мужски, вырывая из ее груди мольбы о пощаде…

Давно у меня не было женщины. За пеленой все не так.

Глубоко вдохнул и кашлянул, когда девчонка принялась массировать мне грудную клетку.

— Живой! —завизжала паразитка так, что у меня уши заложило. — Ты ведь живой, ты ведь вернулся? Как ты посмел бросить меня одну в лесу? Ты совсем обалдел?