Одежду мы оставляем в прихожей. Катя помогает раздеться детям и уносится по коридору в сторону кухни, на ходу прокричав, чтобы мы располагались. Ее сын с деловым видом ведет нас с Динкой в ванную мыть руки. Пока мелкие на пару плещутся под краном, я стою в дверях и с любопытством оглядываюсь.

Сто лет не бывал в таких ванных комнатах. Забыл, какие они бывают маленькие, размером с чулан. В эту ванную еле втиснулась раковина, душевая кабинка и узкая стиральная машина, оставив место с трудом развернуться одному человеку.

Но и здесь, хоть и тесно, но очень чисто. Буквально до скрипа и блеска отчищенная плитка на стенах. Зеркало без единого развода. Про раковину вообще молчу – такое впечатление, что ее тщательно отмыли прямо перед нашим приходом.

Все это сходу импонирует мне в этой Кате – терпеть не могу нерях и загаженные жилища. Поэтому и домработниц меняю чаще, чем некоторые мои друзья любовниц. Как только очередная фея чистоты начинает лениться и делать уборку на отвяжись, безжалостно увольняю.

Динка и ее новый приятель уносятся из ванной, оставив меня одного. Я неспешно намыливаю руки единственным имеющимся здесь куском детского мыла. Разглядываю в зеркале свою хмурую рожу и вспоминаю события дня, в результате которых я оказался в этой крохотной квартирке у черта на куличках…

19. Глава 18

Родион Алмазов

Когда захожу в кухню, там уже вовсю пахнет блинами, растопленным сливочным маслом и поспевающим кофе. Дина и сын этой Кати сидят за столом и нетерпеливо облизываются.

Сама хозяйка, нарядившись в длинный фартук с яркими подсолнухами на подоле, колдует над плитой. Ловко разливает тесто сразу по двум чугунным сковородкам и одним глазом следит за туркой с кофе, приткнувшейся сбоку на плите.

Шустро она за пять минут успела все организовать!

При моем появлении вторая помощница поправляет на носу запотевшие от жара очки и кивает на свободную табуретку:

- Садитесь, Родион Юрьевич. Сейчас уже первые блины будут готовы. Сначала детей накормим, да? Давайте пока кофе вам налью. Или, может, чай заварить?

- Кофе подойдет, — отвечаю, усаживаюсь рядом с Динкой.

- Папа, поплобуй валенье, — она тут же лезет ложкой в стоящую перед ней розетку с ароматной яркой массой.

– Это валиновое, - подносит ложку к моему рту. Я пробую, мычу, что очень вкусно. Дочка довольно улыбается, и тянется к другой вазочке.

– А это… Миша, я забыла, как называется..., — смущенно смотрит на мальчишку.

- Вишневое, — важно отвечает парень. – Это нам Лада пливезла. Вчела… Нет, давно.

- Это твоя бабушка? – принимается расспрашивать моя неугомонная дочь.

- Лада - это мамина подлуга. Она моя клестная и сильно-сильно меня любит. Еще меня любит Клала Никитична, только она не подлуга. Она маму часто лугает. А бабушки у меня нет, и дедушка умел, — грустно заканчивает мальчишка свою длинную речь.

Замечаю, как от слов сына напряженно застывает спина Кати. Интересно, что-то не так с ее подругой или с этой Кларой Никитичной? Или с родственниками, бабушкой и дедушкой?

- А у меня есть бабушка! – хвастливо произносит моя дочка. – У меня много лод... лод... — беспомощно смотрит на меня, не в силах выговорить сложное для нее слово. Не успеваю подсказать, как Катя уточняет:

- Родственников, да, Динуль? У тебя много родственников?

- Да! – расцветает Динка. Пока Катя ставит передо мной кружку с кофе, начинает деловито перечислять, загибая пальчики:

- Бабушка Лиля, дедушка Юла, Егол, Матвей, Захал и Ася. Вот, много! Еще у меня есть няня.

При упоминании няни я едва не рычу сквозь зубы – похоже уже нет у тебя няни, дочь. По крайней мере той, что была раньше, точно нет!