В таком графике, между постелью и ареной, Майя не вспоминалась. Почти. Каждый раз на пике оргазма мозг с садистским упрямством подсовывал живое фото девчонки с закушенной губой, но следовавшая за этим разрядка вымывала из черепушки и картинки, и воспоминания.
Я забывал все до следующего раза. А стоило ненужным мыслям просочиться в голову в другое время, Инга каким-то феноменальным женским чутьем чувствовала неладное, и для меня тут же начинался внеплановое оральное шоу.
На моем месте только дурак мог бы жаловаться на качество личной жизни. Главные мужские потребности: подвиг, согретая кровать и сытная еда - были удовлетворены. Товарищи по команде голодными глазами ели сопровождавшую меня везде Ингу. Каждую игру в ворота противников залетала как минимум одна моя шайба. Только почему-то с каждым днем я все отчетливее понимал, что не такая уж большая разница между мной и ищущей непонятно что, отдающейся каждому за иллюзию близости Юлькой.
***
Майя.
Я никогда не страдала от бессонницы, но ночью в доме Громовых так и не удалось сомкнуть глаз. Вначале слишком мешали эмоции, потом - навязчивое желание поскорее смыться. В шесть утра я ему поддалась.
Охрана поселка даже не взглянула в сторону странной девушки шагающей по мокрой плитке в домашних тапочках. Для них меня словно не существовало, и я много бы отдала, чтобы так оно и было. Без поцелуев ночью, без признания, после которого меня словно блохастого котенка выставили прочь, без позорных слез в подушку.
"Великий Макс Громов посчитал ниже своего достоинства возиться с такой как я!" - именно эта мысль звучала в голове громче, чем нудные возмущения девичьей гордости и кусачие упреки совести. "Не достойна" было куда обиднее, чем "как я могла" и "о чем я думала".
Самое поганое - о Саше ни во время ночной встречи, ни ночью не вспоминалось. У меня будто и не было парня, которому, вроде как, положено хранить верность.
Как наказание сверху, стоило вернуться в квартиру и принять душ, Саша сам заявился на порог. Прижав меня к своей груди, он принялся извиняться, что «из-за своей дуры-начальницы» не успел вчера приехать первым и клятвенно пообещал перепроверить в квартире все от датчиков газа до смесителей в ванной.
- Зайка, я со всем разберусь! – усадив меня к себе на колени, заверил он. – Не хочу, чтобы у моей девочки были проблемы и снова пришлось ночевать где попало.
- Ничего страшного. Громовы, они... Когда-то мы были семьей, - впервые я была рада, что не рассказывала Саше о своем «счастливом» детстве.
- Я уже это понял, малыш. Хозяйка рассказала после того, как ты уволилась. Ругала себя, извинялась. – Саша прижал свой лоб к моему. – Но все равно. Не хочу, чтобы ты опять принимала их помощь.
- Но...
Я хотела сказать, что и не планировала, что сама не знала, как Макс выяснил про газ. Но вовремя прикусила язык. Нам сейчас меньше всего были нужны разговоры о Максиме и его мотивах.
- У тебя есть я, - продолжил Саша. – Мы со всем справимся сами. Веришь мне?
- Да.
- Умница моя. Хорошая.
Его губы сместились с виска к моим губам и принялись раздвигать их, проталкивая язык. Вначале ласково, будто пробуя на вкус. Потом более требовательно, обхватив голову ладонями. Наш обычный поцелуй – тот максимум, до которого мы дошли за два с половиной месяца. Обычно после я всегда вырывалась, придумывая срочные дела или забрасывая Сашу вопросами о работе.
Обычная я была хорошей, пусть зажатой, но верной девушкой. После случившегося ночью право называться «верной» исчезло.
- Сладкая, - правая мужская рука спустилась на грудь и до боли сжала сосок.