Спит.

Ну, елы-палы… Что делать-то?

И будить жалко, и накормить надо!

Подхожу, сажусь на корточки перед ней.

Господи, где ж я так нагрешил, а?

Нет, не спорю, я тот еще фрукт. И в молодости «косячил» - дай Боже!

Но с девчонками всегда был осторожен, ни одну не обидел, сразу всем объяснял политику партии: секс - да, свадьба – нет.

И в бизнесе старался аккуратно, без подстав, хотя… Разве у нас можно в бизнесе аккуратно? Ясно, что и я дорогу переходил, и мне переходили…

И с отцом этой девочки-припевочки вышло не так, как хотелось бы.

Ха! Ну, правильно, за это Божинька и наказывает.

Такой вот красотой.

Неземной.

Смешная такая спит, на дите похожая… я б ей двадцати не дал.

Но как она Товия отбрила! «Мне двадцать четыре!»

Малышка ты совсем, и дуреха… Это ты как личный помощник была умненькая, а по жизни, видать, тебя кто угодно может…

Неожиданно она открывает глаза, видит меня, смотрит пристально.

Вижу, как уголки губ поднимаются и… это она что, меня так рада видеть? Это ведь охренеть, да?

Или она опять решила, что спит?

- Василиса Викторовна, нужно идти в палату, перекусить, а потом уже спать.

И снова сбивает с толку, в ступор вводит!

Протягивает ладошку крошечную и… гладит меня пальцем, трогает уголок глаза, там, где морщинки уже с молодости у меня.

- Лучики счастья… - шепчет, с придыханием, точно, как маленькая.

- Что? – не говорю, сиплю в ответ, голос куда-то проваливается, не достать.

- Моя мама говорила, что эти морщинки – лучики счастья. Они бывают только у счастливых и веселых.

Охренеть.

И что мне теперь с этим знанием делать?

- Я раньше все время удивлялась, откуда они у вас, вы же не веселый и не счастливый.

Блядь. А вот это она в самую точку попала. Бинго.

Какое, к хренам собачьим, счастье?

- А потом поняла, что вы на самом деле другой, и веселым вы бываете, и… счастливым.

Да, неужели? Счастливым бываю? Кто бы мне рассказал – когда?

Смотрю на нее пристально, и понимаю – что-то происходит с ней. Вот сейчас, в эту самую секунду. Потому что чувствую, как сердечко колотится, быстро-быстро, жадно-жадно! И жар опять к щекам ее прилипает, и ротик раскрывается, словно в предвкушении.

Ну, идиот, что замер? Чего ждешь?

Целуй, кретин!

11. Глава 11. Василиса. Горячий душ.

Василиса.

Горячая вода – какое блаженство!

Набираю мыло из диспенсера, тру себя, тру, тру… Жалко, что мочалки тут нет.

Должна казаться себе грязной после всего, но…

Взгляды Корсакова, то, как его глаза горели…

Ему понравилось?

Что я за дурочка! Еще спрашиваю! Конечно понравилось! Не понравилось бы – не набросился бы на меня.

А мне? Мне понравилось?

Стыдно, очень стыдно, Василиса Викторовна! Но себе уж признайтесь! Понравилось – еще как!

Отвечала на поцелуй так, словно любимому человеку губы свои дарила! И хотелось продлить, до одури хотелось.

И еще - самой себе я этом было очень стыдно признаться – хотелось, чтобы он не просто целовал. Хотелось, что бы трогал, там, везде…

Господи, какая я испорченная! Просто жуть!

Эта ночь словно все перевернула. Или... перевернет?

Смыла с себя всю грязь, выходить пора.

Полотенце беру, а рядом с душевой висит зеркало.

Да уж.

Только не реветь!

Какая же ты у нас, Васенька, красавица!

Скула синяя, под глазом почти черный фонарь, а вот губы…

Губы распухли вовсе не от ударов отморозков. Зацелованные вусмерть!

Никогда такими не были, в этом я уверена. Хотя с Антоном я любила целоваться, но…

Не думать, лучше пока не думать!

Нужно выходить отсюда.

Чувствую, что совсем упаду – так спать хочется. А в чем выходить? Куцее полотенчико?

Ну, а какая теперь разница? Ему, наверное, уже все равно что на мне. Он меня почти голую видел, что ему это полотенце?