— Ладно, Муромцев, не ты так не ты.

Спорить с ним нет сил. Собственно, как и желания разговаривать. Кажется, будто Илья своей темной энергетикой высасывает из меня оставшиеся силы.

— Сделай одолжение: отвали от меня.

После этих слов я скидываю. Славе тоже не отвечаю, хоть он и что-то написал. Ощущение будто моя рука весит тонну, веки тяжелеют, но я заставляю себя держаться.

Нельзя сдаваться! Это временные трудности, мне нужно встать и спуститься на кухню. Там, кажется, в холодильнике лежит жаропонижающее…

Будь у меня АДЕКВАТНЫЙ сводный брат, я бы попросила его о помощи, но очевидно же, что Муровцев только поиздевается надо мной, а потом подтолкнет с лестницы и вуаля — несчастный случай.

Была Адель и нет Адель. Нет, такого удовольствия я этому скоту не доставлю. Пусть и не надеется.

Исключительно на упрямстве я заставляю свое непослушное тело сползти с кровати. На подкашивающихся ногах иду в сторону двери… Точнее, дверей.

Проклятье, почему их две?

В глазах двоится, комната пляшет.
Я зажмуриваюсь на несколько секунд, после чего, распахнув веки, фокусирую свой взгляд на, слава тебе господи, одной двери и усилием воли делаю еще пару шагов. Меня пробивает мелкая дрожь, капелька пота стекает по спине, а горло сжимает спазмом, когда я хватаюсь за ручку. Нажимаю и, покачнувшись, тяну на себя.

Должно быть, это галлюцинации, потому что на пороге я вижу Илью.

— Дай пройти, — хриплю, держась за дверь, чтобы позорно не грохнуться на задницу.

— Твою ж мать! — рявкает, а в его глазах я замечаю неподдельный ужас и беспокойство.

Ну точно галлюцинации. Приплыли, че сказать.

— А мать мою не трогай, — словно распухшим языком блею, после чего все же отпускаю дверь.

Держаться больше нет сил. Перед глазами белый лист, а потом чернота. Где-то вдали я слышу крик своего имени, но мне уже все равно… Так спокойно, так хорошо, точно я плыву по облакам.