— Че…чего? —Юля запнулась и тут же посмотрела на Агриппину, вяло пощипывающую травку неподалеку от крыльца.

Почувствовав, что речь идет о ней, коза оторвалась от своего занятия и посмотрела на нас. Вернее, на Юлю. Выразительно так посмотрела, от души. Будто оценивала.

Девушка нервно заправила прядь волос за ухо и нерешительно пролепетала:

— Это точно надо делать сегодня?

— Да. Ее надо доить два раза в день. Утром и вечером. 

— Что, если денек пропустить?

— Тогда будет голосить всю ночь, спать не даст.

Знаю, пробовал. В тот же самый день, когда пса из дома на ночь выгнал. Вот они меня тогда в два смычка достали! Да так, что едва не послал всю эту лесную терапию далеко и надолго. А потом ничего, втянулся, привык. Даже полюбил и Бродского, и козищу. Разговаривал с ними, о жизни своей непростой рассказывал. Очень благодарные слушатели кстати — слушают, не упрекают, в глаза преданно заглядывают. Поприятнее в общении, чем некоторые люди.

— Ладно, не переживай, как-нибудь справлюсь, — начал подниматься с крыльца, но она схватила меня за руку, останавливая.

— Сиди. Я справлюсь.

— Уверена? — еле сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как она, закусив губы, обреченно смотрит на козу.

— Нет. Но все равно сделаю, — упрямо нахмурилась гостья, и я ее даже зауважал в этот момент.

***

— Итак, где ведро? — спросила она, потирая руки по-деловому и в то же время нервно. В глазах светилась решимость и что-то еще. По-моему, изумление от того, что она вообще во все это ввязалась.

— Какое ведро?

— В которое молоко собирать.

— Юль, это коза, а не корова, — улыбнулся себе в бороду, — причем коза далеко не зааненская.

Да-да! Я разбираюсь в породах коз. От нечего делать прочитал старую, потрепанную в хлам книженцию, которую нашел под сундуком, когда пытался оттуда выковырнуть случайно провалившийся носок. Так что я не только хозяин крупного предприятия, но и дипломированный высокоинтеллектуальный фермер. 

— И что теперь?

— Вполне хватит кастрюльки, — указал ей на табуретку, стоящую в домике, возле умывальника.

Девушка нахмурилась, проследила взглядом в том направлении, потом кивнула и зашла внутрь:

— Тут две кастрюли, — произнесла озадаченно, спустя десять секунд, — и какие-то тряпочки.

— Правильно. В эту, — указал на белую кастрюлю, у которой по бортику обкололась эмаль, — доишь. В этой, — кивнул на коричневую, сильно  обожженную емкость, — моешь.

— Мою? — она подняла на меня растерянный взгляд, — руки?

— Нет. Не руки, — очень хотелось смеяться, глядя на то, как у нее глаза становятся все больше и больше, — вымя.

— Я должна ей титьки мыть???

— Ну а как ты хотела? Она весь день гуляет, по траве валяется. Конечно, надо мыть, если не хочешь, чтобы потом на зубах песок скрипел.

Юлька уставилась на козу, которая в этот момент упорно пыталась изогнуться и почесать себя около хвоста.

— Какой кошмар, — прошептала девушка, качая головой и обращаясь скорее к себе, чем ко мне.

— Почему же? И нам вкуснее, и ей приятно, — я продолжал строить из себя великого скотовода, — тепленькой водичкой обмыть, сухой тряпкой обтереть…

— Ладно! — Юля выставила перед собой руку, прерывая мой словесный поток, — помою.

И попробовала шаг с крыльца сделать, но я ее остановил. 

— Это еще не все.

— Не все? — в глазах появилось что-то напоминающее страдание.

— Массаж надо сделать.

— Тебе? 

Можно и мне! Я был бы очень даже не против! Но, к сожалению, сейчас речь о козе:

— Массаж вымени, чтобы молоко легче отходило.

— То есть я не только должна ей титьки помыть, но еще и потискать их?

— Да, — кивнул в готовностью, очень радуясь своей деловой выдержке, благодаря которой умел хорошо прятать эмоции, иначе бы точно заржал.