Ну что ж… Попьем, я не против. В этот раз никакой ты инициативы от меня не дождешься. Я, конечно, далеко не дурак, хотя по последним событиям этого не скажешь, конечно… И прекрасно понимаю, зачем ты меня позвала. Хотя стоп! Тут поправка! Не понимаю! С такой , как ты, ничего не может быть логичным и очевидным! 

А потому, не форсируем, Алексеев. Надеемся, но не ожидаем.

Просто пьем кофе. 

Рассматриваю интерьер номера. А то в прошлый раз как-то не до того все было. 

Все мило, стандартно. На столе стоят в вазе гипсофилы. Надо же… Не выкинула. Приятно. 

– Вот, пожалуйста. Сахар, сливки…

– Черный просто. 

Ставит передо мной чашку, садится напротив, морщится от боли. 

– Врач мазь выписал?

– Да, – кивает, осторожно пригубливает кофе, облизывает губы.

Я зависаю. 

Зря на кофе согласился, наверно… Это же мучение. Но и отказаться – не вариант. 

– Охлаждающий гель дал с собой. 

– Ну так надо намазать, там, насколько я помню, чем чаще в первые сутки, тем лучше. 

– Да, конечно, потом намажу…

Я вспоминаю место удара – сзади, чуть ниже ягодицы, на бедре. Не особенно доступное место. Это еще изогнуться надо…

– Помочь, может? 

Вопрос вырывается прежде, чем я обдумать его успеваю. Просто мы так сидим странно. После всего, что произошло между нами, после всех эмоций… Это реально странно. И ее поведение – тоже. Я только поддерживаю ее в этом безумии. 

– Нет, –  она краснеет даже, – ну что вы? Это неудобно…

– Согласен, неудобно самой. Давай помогу. 

Она молчит. Смотрит на меня своими оленьими глазками. Со страхом, напряжением и… ожиданием? Ты хочешь, чтоб надавил? Тебя это заводит? Ну так я же только помажу. Прошел накал, извини, малышка. 

Но все же додавливаю, не могу отказать, пойти против инстинктов:

– Иди, раздевайся. 

И она идет. Реально идет в ванную, а я остаюсь сидеть чуть ли не с челюстью отвисшей. Ого… 

А все интересней и интересней…

И отдельный кайф во всем этом – мое отношение к происходящему. Без накала, без бешеной звериной похоти. 

Кристальнее, ярче все. Правильней. 

Она выходит из ванной, полностью укутанная в огромный банный халат. Ни одной части голого тела, кроме шеи, идущей пятнами, красных щек и розовых ступней. В руках крем. 

Вот это представление. Нужно вспомнить, что я правильно сделал. Хрен теперь вспомнишь, а понять вообще невозможно.

– Ты ляжешь? Или стоя? 

– Я… лягу, наверно…

Ложится на кровать, отворачивается от меня. 

Медленно задираю вверх халат, выше, выше… Скольжу пальцами по гладкой коже. Ничего лишнего себе не позволяю… Ведь так? 

Синяк такой нехилый у нее, уже начинает из красного переходить в синий с лиловым. Наношу холодный гель. Вздрагивает всем телом, выдыхает. 

Размазываю, втираю, аккуратно и нежно. Лежит. Дышит. Голову отвернула, не смотрит на меня.

Случайно касаюсь пальцами выше, дотрагиваюсь до ягодицы. Замираю. И она, кажется, тоже. 

Ну что, Лада, сейчас ты должна меня выгнать. Завизжать, начать кричать, что я – маньяк и насильник.

Что ты вообще не это имела  в виду… 

И тогда я окончательно пойму свою правоту и то, что верно классифицировал тебя в сержантской градации от честных давалок до приличных женщин. Там много пунктов было, но бабы «с ебанцой» выделены в отдельный класс. 

Но она молчит. Не поворачивается, правда, но и не выскакивает из номера с криками: «Насилуют!». 

Еще раз провожу пальцами по упругой заднице. Ух, как горячо! Да это, мать твою, гораздо горячее, чем то, что я делал раньше с ней!

Я же тоже так вот добирался уже до сладкого, но это все по-другому было! В диком угаре, в треше!

А сейчас… Я словно дикую норовистую лошадь укрощаю. Одно неверное движение – и копытом в лоб.