Зачем вписался в эту историю? Хорошо ведь жил Игнат Степанович Калугин, почти до тридцати пяти добрался. Честно служил Родине, та платила деньгами, удобствами, льготами, положением, которого не каждый и к концу карьеры достигнет. В остальное время существовал вольготно, отдыхал с душой, иногда перебарщивал, иначе не взбесился бы окончательно отец, решив прижать беспутного сына к ногтю. Женщин менял, любил их, особенно Ритку.

А теперь что делать? Не откажешься от собственных слов, тем более от Шуры. Папаша её со свету сживёт, живьём сгноит в подвале. Развестись через какое-то время? Не сошлись характерами, столкнулись с непримиримыми разногласиями? Стать разведённым в системе, где служил Калугин, считалось ещё хуже, чем оставаться холостым. Не смог в собственной жизни порядок навести? О какой серьёзной карьере можно разговаривать, если офицер семью построить не в состоянии.

Шура остановилась у калитки, дожидаясь отставшего Игната. Потопталась нерешительно, вопросительно посмотрела на жениха, словно спрашивая разрешения зайти.

— Проходи, — распахнул он калитку, пропуская Шуру вперёд.

Скользнул взглядом по фигурке. Нашлось место оптимизму: изгиб талии, переходящий в женственные бёдра, круглая, беспардонно аппетитная пятая точка. Брачная ночь обещала приятные открытия в прямом и переносном смысле.

Не исключено, что Шура в делах постельных бревно, зато симпатичное, ладно скроенное, манкое бревно.

Шура прошла, остановилась, Игнат отправился за машиной. На порог вышел Алексей, молча кивнул гостье, та нахмурилась, ответила точно таким же молчаливым кивком. Игнат помедлил, внимательно глядя на племянника и новоиспечённую невесту. Понимание, что возможно, Лёшка видел больше, чем дозволено, отдалось внезапным приступом удушья. Люди всякое могут молоть, у злых языков костей нет, но и дыма без огня не бывает. Ревность? Нет, не она, скорее брезгливость. Свальный грех какой-то в одной семье.

В дом приглашать не стал, сразу завёл машину, стоявшую во дворе. Алексей всё так же молча сошёл с крыльца, прошествовал мимо Шуры, замедлился рядом с ней, но останавливаться не стал, лишь задержал долгий взгляд и открыл, наконец, ворота для Игната. Шура ловко заскочила в салон, хлопнула дверью, уставилась на дорогу, демонстративно игнорируя виновника её злоключений.

Поначалу ехали молча, пока Игнат, не сдержавшись, спросил:

— Было у тебя с Лёшкой?

Шура сжалась, медленно качнула острым подбородком из стороны в сторону:

— Нет.

— Шур, я не собираюсь тебя упрекать, но нам, всем нам, — он сделал ударение на «всем», — жить в одной семье. Шекспировские страсти никому не интересны, просто хочу знать, чего ожидать.

— Не было… с Лёшей, — промямлила Шура.

Обманула или нет, непонятно. На данный момент Игнат предпочёл поверить, что не врёт. Не было с Лёшей — это хорошо. Интересно, с кем было? С одной стороны понятно, что в двадцать три девственницей не осталась, с другой — неприятный холодок прошёлся по спине. Формулируй свои желания чётче, Калугин. Хотел женщину с опытом — получил женщину с опытом.

— Ты из-за Насти это, да? — Шура посмотрела в упор на Игната, тот невольно в очередной раз отметил, насколько зелёные у неё глаза. Колдовские, мистические. — Сестра ничего не сделает. Настя никогда в человека не выстрелит.

Она что же, освободить его от данного им же слова собирается? Благородство решила проявить? Интересно, интересно.

— Я сразу так и подумал, — усмехнулся Игнат, ответив на прямой взгляд Шуры, в котором таился невысказанный вопрос.

Чурбан ты Калугин, обрубок бревна, эмоциональный импотент. Было что-то у Шуры или не было, молоденькой девушкой она быть не перестала.