— Да что ему, в девственниках ходить?

— Созрел, пускай женится.

— Какой «женится»? Ни образования, ни профессии, ни ума, считай, нет. Рано!

— Раз рано, значит, хотелки надо поприжать. Потерпеть.

— Сам-то много терпел, Федь? — Игнат остановился. — До первой жены, помнится, дотерпеть не смог, — усмехнулся он.

— Потому и развелись, что ни терпения, ни уважения, ни смирения в нас не было. Если до свадьбы дотерпеть не может, то и после терпеть не станет.

— Строг, — покачал головой Игнат. И ведь «справедливым» не назвать, сам по юности гулял так, что отец здоровенного амбала вдоль хребта ремнём охаживал.

— И потом, — вздохнул Фёдор. — Натешится, ославит, уедет, а девку потом отец со света сживёт. Старшую дочь от семьи отлучил, среднюю на порог не пускает, а всё, что она сделала — вышла за мирского, не старовера, местного. Сбежала к первому, кто позвал. Теперь за Александру примется?

— Ого… Лёшка-то сам, что говорит?

— Ничего, говорит, нет промеж ними, ничего. Помогает по дружбе, они же вот с такого все вместе хороводились, — Фёдор показал рукой куда-то ниже колена. — Она ему какой-то ободок-кокошник сделает для матери. Бартер у них.

— И чего ты на парня взъелся, если «бартер»? Полина, я уверен, кокошнику этому обрадуется.

«Кокошник» из какого века словечко? Кто сейчас ко-кош-ни-ки носит? Хотя… Сейчас девицы платья под горло не застёгивают, колени не прячут, глаза, краснея, не отводят. Женщины голову не покрывают, сарафаны традиционные по праздникам не надевают. А Игнат здесь, в Кандалах, за несколько дней всё это своими глазами наблюдал и не удивлялся, будто явление это обыденное, каждый день встречается.

— Отеческий наказ всегда на пользу, — степенно ответил Фёдор. — Кто знает, что в головах молодых варится, — совершенно по-светски продолжил, став тем, кого Игнат знал, помнил, понимал. — Ещё раз приструнить лишним не будет, чтоб не наворотил дел.

Вечером, уже потемну, зашёл к Бархановым, позвал Любу на прогулку. Пётр одобрительно крякнул, видя вежливое обращение Игната, Елена Ивановна расплылась в улыбке. Кирюшка деловито поздоровался с гостем за руку, видимо, недавно выучил жест, потому что «здороваться» он подходил несколько раз, смеясь, убегал, чтобы снова вернуться. Игнат лишь улыбался, с готовностью протягивая ладонь. Смешной пацан, хороший.

Снова чувствовалась скованность, отупляющая неловкость. Язык словно прирос к нёбу, слово выдавить сложно. Хотелось развернуться, уйти в комнату на втором этаже дома Фёдора, втыкать в телефон, впитывая новости цивилизации. Утром смыться домой, плюнув на все формальности и карьеру, которая летела в тартарары без вожделенного штампа в паспорте и живой, из плоти и крови, жены.

С поцелуями дело обстояло лучше, Игнат ступал на свою территорию, чувствуя однозначный ответ. Страстный, чувственный — неплохой задел на будущее. На завуалированное предложение съездить на базу отдыха, на рыбалку, Люба помолчала, потом произнесла:

— Не торопишься, Игнат?

— Ты можешь отказаться, — он пожал плечами, — неволить не стану, но ты должна быть в этом заинтересована не меньше меня. Сексуальное несовпадение — не мелочь. Семья не на пару лет создаётся, неужели самой неинтересно проверить?

Он пытливо посмотрел на будущую жену. Приятная, красивая.

— Я подумаю.

Подумала. Через четыре дня ранним утром отправились в райцентр на Патриоте Фёдора в Детский мир, купить Кирюшке игрушечное ружье, стреляющее шариками. Уж очень пацанёнку хотелось своё оружие, дедушка играть с воздушкой не позволял, а какой же из внука охотник вырастет, если ружья своего не имеет.