– Дело вкуса. – Арамис достал визитку из заднего кармана джинсов. – Я – художник. Меня заинтересовала ваша фактура.

– Во как? – удивилась Круглова, изучая визитку.

– Правда. Можно написать интересный портрет.

Круглова какое-то время молча и с недоумением смотрела на него, потом стала смеяться:

– Боже ж ты мой… До чего вы, мужики, все глупые.

– Почему? – вскинул брови художник.

– Нет чтоб прямо все сказать, так начинает пудрить мозги, визитку подсовывать, про фактуру заливать… Взрослый человек, а хуже детсада.

– Я серьезно, Надежда, – попытался объяснить Арамис, улыбаясь словам девушки. – Без всяких задних мыслей. В вас есть своеобразная красота. Натуральность. Честное слово.

– Вы, может, и без задних мыслей, зато я с передней… Идите своей дорогой, уважаемый мушкетер, и не мешайте дворничихе заниматься грязным делом. Салют! – Взяла тележку, через несколько шагов остановилась: – У меня парень есть!.. Молодой, умный, красивый. Узнает, что пристаете, будут проблемы.

Неожиданно из-за угла вывернула Клавдия Петровна, направилась к дочери.

– Как ты тут?

– Вкалываю. На ногах еще держусь.

– Ничего, привыкнешь. Я тоже попервой в обморок падала. – Мать перевела взгляд на Арамиса, стоявшего рядом. – А это кто?

– Художник. Помог вот погрузить телевизор.

– Спасибо. – Мать подошла к нему, протянула руку. – Не все люди такие отзывчивые.

– Этот отзывчивый. Вот визитку дал.

Та взяла визитку, прочитала написанное.

– Художник, значит?

– Художник.

– Мой муж тоже был художником. Особенно когда выпивал. Кулаком не в картинку, а сразу в морду… И развозит по всей квартире. Три года терпела это рисование.

– У нас по-другому.

– Слава богу… Только имя у вас непонятное.

– Мушкетер! – засмеялась Надя.

– А, ну да, – не совсем поняла мать. – Хотите, наверно, нарисовать мою дочку?

– Хочу, но она не соглашается.

– И правильно делает. Нарисуете, потом алименты с вас до конца жизни не отсудишь.

Художник громко рассмеялся:

– Неплохая, кстати, идея!.. Одинокий, детей пока нет, алименты готов платить исправно!

– Если б мне такое предложили, я, может, и подумала бы, – задумчиво произнесла мать. – А для дочки… для дочки опоздали. Молодая, своего еще встретит. Так что рисуйте, уважаемый, кого-нибудь другого. Их вон сколько бродит!

По пути вдвоем они погрузили на тележку выброшенный кем-то протоптанный старый ковер, прихватили какой-то мелкий мусор и стали сваливать все это в один объемный контейнер.

Вдруг Надя Круглова остановилась, глянула вслед уходящему художнику:

– А мужчина ничего себе… Интересный. Может, зря мы так?

– Поглядим. Если что-то серьезное, никуда не денется. Обязательно проклюнется, – ответила мать и улыбнулась. – Ты ведь вон какая у меня принцесса!

Надя Круглова вышла из-под душа, протерла до красноты тело полотенцем, причесала волосы, накинула халатик, вышла из ванной.

Появившись на кухне, от удивления остановилась. Стол был накрыт по-царски. На большой тарелке мясная нарезка, сыр, маринованные помидорчики, маленькие в мизинец огурцы. Отдельно виноград, груши, персики. А посередине бутылка шампанского с бокалами.

Клавдия Петровна смотрела на дочку, довольно улыбалась.

– Мам, в честь чего это?

– В честь твоего первого рабочего дня.

– Наверное, дорого?

– За сегодня заработали. – Мать взяла с комода конвертик, вынула три бумажки по тысяче и несколько купюр помельче. – С твоей бывшей работы прислали.

– Кто?.. Ксюшка?

– Наверное… Сказала, девчата скинулись.

– А больше ничего?

– Велела, чтоб обязательно выпили. – Клавдия Петровна не без труда откупорила бутылку, разлила шампанское по бокалам. – Давай, дочка, вот за что… Я мало рассказывала про твоего отца, это как отрезанный палец, который не заживает. Был выпивающий, хоть и неглупый. Мечтал быть всем, а получилось – никем.