– Разве это можно?

– Можно, если я предлагаю.

Свиридов остановился возле одной из дверей, открыл ее ключом, впустил первой Надю.

– Ну?

– Что?

– Нравится?

– Еще не поняла. – Круглова повертела головой, окинула взглядом простую обстановку, компьютеры на двух столах, плакаты на стенах. – Ничего особенного. Обычная обстановка.

– Дело не в обстановке. – Лейтенант запер дверь. – Дело в людях, которые здесь работают.

– Зачем вы заперлись?

– Для душевной беседы.

– Не нужно. Пожалуйста.

– Нужно, дорогая. Нужно. Ты ведь сладкая, пухленькая, сексуальная. Ты мне понравилась. – Офицер шагнул к Наде поближе. – Я ведь тебе тоже нравлюсь?

– По лицу, по фигуре – да. – Она стала отступать. – А как человек, пока не знаю.

– Человек тоже замечательный. – Свиридов вдруг обхватил ее, прижал к себе. – Душа, тело, фигура – все должно быть в человеке прекрасно. Это сказал не я, писатель сказал! А ему нужно верить! – Он принялся хватать Надежду, попытался сорвать с нее одежду. – Ну, не менжуйся!.. Не строй из себя девочку. Бери меня! Хватай! Люби! Ты ведь умеешь!

Она яростно отбивалась:

– Я буду кричать!

– Не услышат. А если услышат, не поверят. Потому что шлюха. Дешевка. Проститутка!.. Ну, полюби меня, проститутка! Сейчас, здесь, немедленно!

– Не трогай меня!.. Отвали!

– Вот так!.. Бей меня, бей! Ты бьешь, а мне приятно! Бей, сволочь! – Свиридов распластался на стенке, протянул руки. – Ну же! Бей! Не жалей меня! Прошу! Умоляю!

Неожиданно Круглова с такой силой ударила его между ног, что он скрючился, застонал, присел на корточки.

– Что же ты делаешь, дрянь!.. Я же просил чуть-чуть. Не так просил! А ты, гадина, меня при исполнении! Знаешь, что за это? Пришибу, тварюгу! – Лейтенант разогнулся, решительно шагнул к Наде. – Ты не выйдешь отсюда!.. Сгною! Затравлю! Прикончу!.. Срок нарисую!

Круглова сгребла со стола громоздкий телефонный аппарат местной связи, подняла над головой.

– Сделаешь шаг, точно пришибу… Я девушка решительная. И еще капитану настучу!.. Выпусти меня, охломон.

– А секс?

– При следующей встрече.

Свиридов постоял посреди комнаты в беспомощной ярости, шагнул к двери, отпер ее.

– Скачи, лярва… Я запомню тебя. И не забуду.

– Я тоже. – Круглова проскользнула мимо и заспешила по длинному пустому коридору.

Мать не спала. Дверь была приоткрыта, на кухне горел неяркий свет. Надя вошла в прихожую, сбросила туфли, босиком протопала на кухню.

Обняла мать, прижалась, стала реветь, как когда-то в далеком детстве. Клавдия Петровна тоже ревела. Без слов, без упрепков, без расспросов, все прекрасно понимая и все прощая.

Марина Евгеньевна медленно вышагивала из угла в угол рабочего кабинета, на Круглову не смотрела, что-то прикидывала, решала.

– Давно торгуешь телом? – спросила.

– Ни разу. Попробовала, не получилось.

– Кто предложил?

– Никто.

– Ксюшка Завьялова?

– Я ее не видела.

– То есть ее в полиции не было?

– Не знаю. Я была, про нее не знаю.

– А если я ее сейчас приглашу?

– Как хотите.

– Хочешь быть честной?

– Уже не хочу. После того, что было, ничего не хочу. Спать хочу.

– Поняла. – Заведующая подошла к столу, достала из ящика чистый листок бумаги. – Пиши заявление.

– На увольнение?

– А ты думала, на аванс?

– Про аванс не думала. Я и без того вам должна… Но пока у меня денег нет.

– Принесешь, никуда не денешься. Прописку знаем, в полицию дорожка протоптана, все остальное по накатанному.

Надя пододвинула листок, взяла ручку, стала писать. Остановилась, подняла голову.

– Может, порекомендуете куда, если гоните?!. Я ведь не ворую, не обсчитываю, не грублю.

– Ну, ты, Круглова, все-таки оригинал. Дело, дорогая, не в воровстве и хамстве. Дело в моральном облике. А ты его запятнала!