– Отношения с гостями в рабочее время запрещены, – серьезно говорю я, – с этим строго. Все личное только за пределами этих стен.

Полина округляет глаза, сквозь плотный слой тональной основы просвечивает естественный румянец:

– Конечно! Я все понимаю!

– Надеюсь, что так. Идем, скоро открываемся. Я побуду рядом несколько часов, а потом мне нужно на сцену.

Она сводит широкие темные брови к переносице и удивленно спрашивает:

– Ты не хостес?

– Уже нет. Мои ноги шикарно смотрятся в стрипах рядом с шестом. Такое добро не должно пропадать.

– А так и не скажешь, что ты… – Полина кривит губы в подобии улыбки.

– Кто? – Мой голос звенит ледяными осколками.

В ее глазах загорается легкое пренебрежение, а подбородок взлетает вверх:

– Стриптизерша.

– Ты ведь не это хотела сказать. – Делаю шаг вперед и нависаю над ней, глядя в глаза. – Осторожно, Полина. У нас дружный коллектив, но по большей части женский, а значит, змеиный. Кусаем быстро – умираешь медленно. Я тебя прощаю, но не вздумай кому-то из девочек ляпнуть подобное. Ясно?

– Д-да…

– Вот и отлично! – весело подмигиваю ей. – Идем!

Рабочие ночи летят с сумасшедшей скоростью, дни проходят в полусне. Первые четыре смены я отрабатываю налегке, пятая уже дается с трудом, а шестая… даже говорить нечего. Одно только радует – она последняя на этой неделе.

После полуночи энергия стремительно близится к нулю, а впереди еще большая часть трудовых часов. Заканчиваю номер и тороплюсь в гримерную, чтобы перевести дух. Падаю на диван, обмахивая лицо ладонями, и с удовольствием вытягиваю ноги, звенящие от напряжения в мышцах. В нос ударяет резкий запах лака для волос, и я недовольно вскрикиваю:

– Ната! И так дышать нечем!

– Дыши маткой, – смеется она, разворачиваясь на стуле. – Пройдешься со мной по залу? Выпьем, перекусим. Я там присмотрела парочку приличных вариантов. Женаты, и бабла немерено. Может, расскажут что-нибудь интересненькое.

– Давай чуть позже. Что-то я с ног валюсь.

– Сколько у тебя еще выходов на таблетку (на сцену. – Прим. авт.)?

– Один. И потом еще в ВИПе.

– Хочешь, подменю?

– Я не зарабатываю столько, чтобы купить твой танец.

– Да ну тебя! – усмехается Ната, изящно махнув рукой. – И на фига ты так пашешь? У тебя же мужик есть.

– Есть. И он тоже пашет, чтобы встать на ноги. Я ведь не собираюсь всю жизнь работать стриптизершей. Разберусь с проблемами, куплю квартиру и буду печенье для котиков печь, пока мой мужик зарабатывает миллиарды.

– Милая, я здесь уже пять лет и первый год так же, как и ты, заливала про «заработаю миллион и уйду на пенсию». А теперь посмотри на меня… – Наташа поднимается на ноги и закидывает руки за голову, демонстрируя крышесносный наряд и потрясающее тело.

– Отлично выглядишь… для своих тридцати.

– Спасибо, но я все еще незамужняя стриптизерша. Подумай об этом.

Она бросает еще один взгляд в зеркало и шагает к двери.

– Ты просто хочешь избавиться от конкурентки! – кричу ей вслед.

– Ну да, ну да! – поет она и выходит из гримерной.

Усмехаюсь, качая головой. И чего они все ко мне пристают? Будто наличие мужика – панацея от всего. Женщина – такой же участник отношений, как и мужчина. Все эти гендерные обязанности и разделения уже давно устарели.

Подхожу к шкафчикам, где храним личные вещи. Достаю телефон и проверяю уведомления, пока есть время. Улыбаюсь и открываю сообщение от любимого. За эту неделю я видела Виталика от силы раза три, и то мельком, когда выскакивала из дома.

Виталя: «Таня передает тебе привет) *фото*».

С экрана смотрят две пары счастливых глаз, но я задерживаю внимание только на лучшей подруге своего парня. Ее обычно пушистые и волнистые темные волосы гладкими прядями обрамляют лицо. Нет больше пухлых щек, да и по руке, обнимающей Виталика, видно, что она похудела килограммов на пять точно. Узнаю обои – кухня Тани, а внизу кадра торчит горлышко от бутылки. Ну хоть кто-то из нас отдыхает.