Джеймс прослушал большую часть из того, о чём говорил продюсер. Все его мысли были заняты Кэти. Иногда он украдкой посматривал на неё, и она улыбалась ему в ответ; иногда уходил в себя и пытался понять, что же привлекло его в этой девушке. Бесспорно, она была внешне очень привлекательна, даже красива. Особенно ему нравились её большие зелёные глаза. Как будто все краски, которыми он любовался, гуляя по вечерам вдоль Лемана, они вобрали в себя. Светло-русые кудрявые волосы, спадавшие на плечи, иногда приподнимались от летнего ветерка, дующего с моря. Казалось, что она не сделала укладку и даже не причесалась, но даже если и так, подумал он, это только придаёт ей естественности и шарма. Его манили её соблазнительные малиновые губы и белоснежные ровные зубки, так часто обнажавшиеся, когда Кэти мило улыбалась ему в ответ. Но не только её внешняя красота привлекала Джеймса, что-то непонятное таилось в этой девушке, что-то, что притягивало его. Он никак не мог понять, что именно.

— Нет, фильм вышел год назад, а «Плач океана» я написал очень давно, когда ещё был студентом Джульярда, — начал он, отведя взгляд от Кэти и повернувшись к её отцу. — Я поддерживал дружбу с одним японцем по имени Мичи. Он учился вместе со мной в Джульярде и прекрасно играл на саксофоне. Однажды он мне рассказал, что каждый день ездит на Кони-Айленд и, сев на берегу, играет на своём саксофоне. Он говорил, что природа помогала ему творить. А ещё он рассказывал, что разговаривает с океаном через музыку. Поначалу мне показалось это чистым сумасшествием, но всё же я решил последовать его примеру. И, взяв с собой небольшую клавиатуру, работавшую от батареек, я тоже направился к берегу. Несколько часов я просидел у воды, пытаясь создать хоть что-нибудь, но это никак не помогало мне сочинить какою-нибудь, даже самую простенькую мелодию. — Он сделал паузу, вспоминая события тех дней. — Я отложил в сторону клавиатуру и просто сидел на песке и смотрел вдаль, думая об океане, о его безбрежности и величии, я восхищался им, мысленно с ним общаясь. И вот я почувствовал нечто новое для себя. Я вспомнил слова Мичи и начал прислушиваться к звукам волн, стараясь уловить какой-нибудь мотив. Но вода не хотела мне ни о чём поведать — в тот день океан плакал… И мне казалось, я чувствовал его печаль.

Он прервал рассказ на несколько секунд, и на террасе воцарилось гробовое молчание. Все присутствующие как завороженные слушали его низкий бархатный голос. Его слова шли изнутри, от сердца, и очень точно передавали эмоции, которые он переживал, сидя на берегу далёкого Кони-Айленда. Даже слуги, плохо понимавшие английскую речь, застыли в ожидании того момента, когда гость продолжит своё интересное повествование.

— И тут мне пришло на ум переложить на ноты то, что доходило до меня из водных глубин, — заговорил он снова. — Я преобразовывал в мелодию звуки океана. Сложнее всего было начать. Иногда мне казалось, что океан пытался до меня достучаться, говоря: «Нет, это совсем не то, что я чувствую, послушай меня ещё раз!» Когда я уловил мотив, показавшийся мне самым верным, всё пошло легко. Нота за нотой, аккорд за аккордом. Эта музыка проникла в меня и не оставляла до самых сумерек. Пока не стемнело, я сидел на песчаном берегу и наигрывал уже полюбившийся мне мотив. Через несколько дней я написал партитуру и, как часто это бывает, оставил у себя в столе, не показав никому. Прошло чуть меньше десяти лет, прежде чем «Плач океана» был представлен публике. Ко мне обратился режиссёр «Плывущих сквозь день» и рассказал сюжет будущего фильма. Я сразу вспомнил про партитуру, о которой я уже успел хорошенько позабыть, и предложил ему эту композицию. Чутьё меня не подвело, и эта музыка, которую по моей задумке дополнили хоровые партии, создала прекрасный фон фильму. Впрочем, это не только моя заслуга.