А после и вовсе ушла. Мысленно пожелала ей доброго пути и сорванного голоса.

– Из тебя бы вышла хорошая актриса, – донеслось со спины неожиданное в полнейшей тишине.

Я вздрогнула, не ожидая внезапного появления мальчишки. Думала, он и вовсе ушел, вместо того, чтобы следовать моему наспех придуманному плану. И зачем бы ему вообще слушать такую, как я?

– Это навряд ли, – едва успокоившись и вспомнив о своих внешних данных, покачала головой.

Глеб стоял слишком близко. Буквально дышал мне в макушку, возвышаясь за спиной. А я смотрела на него снизу-вверх, на мужественный подбородок, выемку между ключицами, острые скулы, глубокие, но ясные глаза… и не могла до конца понять, что чувствовала в тот момент.

Страх или симпатию?

– Ладно, пойду к себе, от греха подальше, – гулко сглотнув, отчего у него дернулся кадык, произнес Глеб, а после сорвался с места в сторону тропинке к корпусам

И что это было?

– Постой, я… – засобиралась уже было прояснить все происходящее, но была прервана.

– Провожать не нужно, Кира, – не оборачиваясь, выдал он и небрежно махнул рукой, показываю свою осведомленность.

Он знал, как меня зовут… Как давно?

Вопреки своему прежнему желанию уединения, я тоже не стала задерживаться в аллее. Тут же убежала в сторону своего корпуса, спрятавшись в комнате и стараясь унять бешеный пульс.

Мою пухшую от переизбытка эмоцией за сегодняшний день голову волновал лишь один вопрос.

Неужели, все это время я так слепо была влюблена именно в Вознесенского? Ведь ошибки быть не могло, голос того незнакомца уж слишком походил на голос Глеба.

Только… что теперь мне делать с этим открытием?

8. Глава 8

Я не избегала Глеба. Никогда. Но внезапно обнаружила, что этим активно занимался он. При каждой нашей встрече или случайном столкновении Вознесенский отводил взгляд и делал вид, что мы незнакомы. А мне было до конца непонятно почему.

Что я сделала ему? Неужели, он понял, что нравится мне и таким образом хочет оттолкнуть, внимательно разглядев мой внешний вид? Но как Вознесенский вообще узнал о моих чувствах?! Я же не дурочка, чтобы вешаться на него или трещать на каждом углу о заходящемся в бешеном ритме сердце.

Значит все дело было в его помощи мне на глазах у всех? Ещё это треклятое искусственное дыхание… не удивилась бы, если узнала, что его до сих пор подкалывают насчёт моих брекетов и того, каким чудесным образом он не разорвал себе губы.

Я бы и сама, наверное, не раз пошутила на эту тему, будь мы ближе. А что? Самоирония мне тоже была присуща. Не все же другим потешаться…

Но факт оставался фактом. Глеб игнорировал мое существование, а я не рисковала подойти и заговорить первой. Слишком уж много чести!

Сегодня был особенный день для лагерной жизни. Не потому что я так считала, а по заверениям вожатых. Спортивные соревнования между двумя лагерями, традиционно проводящиеся каждую вторую смену летнего сезона. И мне, как назло, наказали принять участие.

– Но я ничего не умею, – развела руками, чувствуя себя неловко в комнате Ренаты.

Она подловила меня ещё вчера, после ужина, когда я потерянной пташкой брела в свою комнату, пытаясь переварить неясное поведение Вознесенского. Встала поперек пути и строго-настрого наказала явиться утром в ней, дабы получить номер участника.

– Мы же не плавание тебе предлагаем, – Виталик тоже был здесь. Возникало ощущение, что вожатые решили нахрапом приобщить меня ко всеобщему "веселью". – А как же баскетбол?

– Вы смеётесь? – не на шутку удивившись, прыснула в кулак. – Хотите, чтобы кто-нибудь в процессе зацепился за мои брекеты и случайно разодрал себе руку?